Я стал раздеваться,Гляжу и не верю,Из мрака сияетЛицо над шинелью.Все ближе, все ближе,А губы открыты,А кудриНа левую сторону сбиты.А шапка-ушанкаИз серой овчинки,На алых губахПритаились смешинки.Такая она молодая,Парная,И добрая чем-то,И чем-то смурная.ПодходитИ руки кладет мне на плечи.И смотрит:— Ты будешь ли жив, человече?Война ведь, она ведьБерет без разбору,Ей что ни моложе,То в самую пору.И вдруг как заплачет:— Солдатик, одна я!Мужик-то убит мой,А я-то живая!А вот они груди!Еще не кормила.Кормильца-то нашегоПуля убила.Такое прекрасноеЮное тело,Хоть горе,А каждая клеточка пела!Печаль и веселостьВ глазах ее были.Два голоса жизниВ два рога трубили.Стояла она предо мнойИ лучилась.О, как я боялся,Но это случилось.— Жалей меня крепче, — просила,—Ты слышишь?Останешься жив,Мне письмишко напишешь!Прости меня, мертвый солдат,За проступок,
