распоряжении капиталиста, которому продал свою рабочую силу. Свободы-то остается не так уж много. А если бы он захотел иметь ее побольше? например, работать только восемь часов, чего и добиваются передовые рабочие? Нм этого не дают. Кто не дает? Капиталисты. Почему не дают? Потому что им нужна прибыль, как можно больше прибыли. Совершенно так же, как и наши капиталисты, они получают прибыль из труда рабочих; как и наши капиталисты, они эксплуатируют рабочих, только меньше, потому что сами рабочие отстаивают себя лучше, чем у нас. Пока существует эксплуатация, нет настоящей свободы, хотя бы законы и были очень свободные.

Но этого мало. Если иногда на время удастся рабочему избавиться от эксплуатации так только для того, чтобы попасть в лапы безработицы. Не поладил рабочий с капиталистом, тот его увольняет: ступай на улицу. Тяжела у капиталиста работа, мала заработная плата; требуют рабочие условий получше; капиталист не дает; приходится устраивать стачку. Тысячи рабочих проживают последние сбережения, переносят голод, холод; это ли свобода? Хорошо, если капиталист уступит, но сила у него большая, и он может держаться долго. Не так давно был случай, забастовали рабочие каменоломень у одного английского лорда миллионера, забастовали из-за того, что он не позволял им устраивать у себя союзы и увольнял всех, кто не хотел ему покориться; 2 1/2 года продержались стачечники, благодаря поддержке товарищей-рабочих почти всей Англии, а также помощи других добрых людей, но лорд все-таки не уступил: ему было не важно получить несколько десятков, а то и сотен тысяч убытку в год, так громадно его состояние. Бывает и так, что пойдут дела капиталиста плохо, и он вынужден сократить свое предприятие и выбросить на улицу сотни и тысячи рабочих, даже если бы сам не хотел этого. А во время кризисов, когда дела страшно ухудшаются во всей промышленности, это принуждены делать сотни капиталистов, и много предприятий закрывается даже совсем; тогда начинается страшная общая безработица; а те, кто еще имеет работу, должны соглашаться на пониженную плату, которую назначают капиталисты; и тут уж не помочь делу никакими стачками. Как раз такой кризис пришлось испытать России с конца 1899 г., и до сих пор он еще не закончился вполне. Да, наконец, и без кризиса всегда может для многих рабочих любой почти профессии наступить безработица, хотя бы из-за того, что изобретена новая машина, которая их заменяет: машина должна служить помощью для рабочих, облегчением их труда, а тут она становится для них проклятием, приносит им голод и лишения и помогает капиталисту подчинить их своим требованиям.

Вообще, с какой стороны не взять, отовсюду угрожает рабочему одно и то же — необеспеченность; нет такого дня в его жизни, когда он мог бы считать свое положение прочным и надежным. А при необеспеченности какая уж свобода: разве может рабочий делать спокойно все, что он хочет, когда знает, что судьба его зависит и от капиталиста, и от спроса на рынке на его труд, и от кризиса, и от машины, и от чего еще только. Это не свобода, а тяжелая зависимость; недаром некоторые ученые признают, что современный наемный труд есть смягченное рабство.

Да и не над одним рабочим висит в нынешнем обществе необеспеченность. Мучит она и мелкого ремесленника или кустаря, живущего продажей своих товаров: удастся ли продать и за сколько, ведь это совсем не от него зависит, а от спроса, от рынка; тут еще является на тот же рынок конкурировать крупный капиталист; производя при помощи машин, капиталист имеет возможность без убытка для себя сбивать цены до такой степени, что кустарю или ремесленнику с этими ценами жить становится нечем. Необеспечен и крестьянин, который продает свой хлеб тоже на рынке, а за сколько придется продать, зависит не от него; да еще подстерегает его кулак-ростовщик, ловит минуту, чтобы закабалить и разорить процентами. Но даже капиталист, особенно средний и мелкий, и тот никогда не может поручиться за завтрашний день; упадут цены на его товар, всполошатся кредиторы, приступят все сразу с ножом к горлу, не удастся добыть столько наличных денег, сколько им уплатить надо, и кончена его история: обанкротился.

Угнетает капиталистическое общество рабочего, да и остальным классам не дает ни полной свободы, ни спокойного счастья; и этому не могут помешать даже английские свободные законы, они могут только облегчить, а не уничтожить всеобщую зависимость. В чем же тут дело и как ему помочь, как добиться полной, настоящей свободы? Зависит свободный рабочий от капиталиста и от спроса на рабочую силу, а капиталисты и все прочие зависят от сбыта товаров; в этом и есть самая суть дела, эту зависимость и надо уничтожить. Но как уничтожить? И возможно ли это?

Было время, когда ни капиталистов, ни рынков не было; люди жили маленькими обществами — родами, по несколько десятков, сотен человек. Каждый такой род представлял из себя просто громадное, разросшееся семейство, потомство одних и тех же прадедов. Все члены этого семейства работали вместе, сообща; добывали таким образом все необходимое для жизни и по братски все делили; ничего не продавали, не покупали, а жили тем, что сработали в общем труде. Только жизнь эта была очень бедная, не было таких хороших орудий и машин, да и откуда их взять, коли все самодельное; а плохими и жалкими орудиями и не много сделаешь, особенно если приходится нескольким десяткам человек исполнять чуть не сотни различных работ, приготовляя для себя все собственным трудом: и орудие, и оружие, и пищу, и одежду, и дома, и украшения. Не было ни господ, ни рабов, ни капиталистов, ни пролетариев, а все же не было и свободы; какая тут свобода, когда все едва живы, все время выбиваются из сил, чтобы только прожить кое-как. Глупо было бы нынешним людям завидовать тогдашнему порядку.

Отчего же теперь, хоть и нет этого прежнего братства, а люди живут лучше, чем тогда? Оттого, что теперь не десятки и не сотни людей сообща трудятся, а миллионы людей друг для друга работают. — Как так? Разве по нынешним временам каждый не о себе только заботится? Заботится-то о себе, а работает для других. Посмотрим, как это выходит.

Покупает рабочий на рынке ситец на рубашку, платит полтинник. Полтинник он своим трудом заработал, а ситцу ему ни за что бы самому не сделать. Кто же делает ситец? Другие рабочие. Какие именно. А вот какие. В Туркестане или в Ост-Индии, а то и в далекой Америке работают люди на хлопковых плантациях, приготовляют хлопок! Везут этот хлопок другие люди за тысячи верст на фабрики бумагопрядильные, где из хлопка делается пряжа, потом на бумаготкацкие, где пряжа превращается в ткань, потом на ситцепечатные, где ткань окрашивается узорами. И рабочие всех этих фабрик таким образом участвуют в приготовлении этого ситца, а также и те, кто перевозит продукты с фабрики на фабрику и, наконец, на рынок. Работают люди на всех фабриках разными орудиями и машинами; те орудия и машины сделаны в разных местах рабочими механических и машиностроительных заводов и привезены еще другими рабочими на хлопчатобумажные фабрики; ясно, что и эти все рабочие приложили труд к выделке все того же ситца. И орудия и машины сделаны из железа и других металлов, причем тратился также уголь, смазочное масло и другие материалы. Железо добыто из руды, которую выкопали одни рабочие, а другие подвергли выплавки на чугунно-литейных и железоделательных заводах. Уголь добывался из шахты углекопами, а смазочные масла еще иными рабочими из нефти на нефтеперегонных заводах. Ясно, что и эти все вложили по частице своего труда в производство все того же ситца. А железные то дороги и пароходы, на которых перевозились с места на место и хлопок, и пряжа, и железо, и уголь, ведь и их надо было создать трудом — железные дороги провести на тысячи верст, пароходы построить на верфях. И все, кто над этим трудился, помогли тем самым приготовить ситец, и хоть по маленькой частице, а положили на него свой труд. Всех этих работников, сколько мы их перечислили, надо было кормить и одевать во время работы, без этого не было бы у них рабочей силы, не было бы и их работы. Значит, все, кто их кормил и одевал, также участвовали в выделке ситца, потому что без них ситца бы не получилось. Кто же их кормил и одевал? Крестьяне возделывали хлеб, кормили скот на мясо, огородники сажали овощи, другие работники приготовляли ситцевые и шерстяные ткани, шили сапоги и платье, третьи стоили дома под квартиры рабочих, да и под фабрики, на которых ведется работа. И все эти, очевидно, также необходимые участники в производстве все того же ситца. Рассматривая это дело до конца, вы увидите, что ситец сделан не одним и не несколькими работниками, а в сущности всем трудящимся обществом. И то же окажется верно и для всякого другого товара. Все трудящиеся постоянно работают заодно и для всех, только хищники и паразиты не принимают участия в этом общем деле и даром пользуются его плодами.

Однако, хотя все сотни миллионов трудящегося народа работают заодно, но сами они этого не замечает и, притом, что еще важнее, не получают от этого ни обеспеченности, ни настоящего благосостояния. Отчего же все это так странно складывается? Есть тому делу очень важные причины.

Наш рабочий: купил ситец на рынке, купил у торговца; и видел он там только ситец да торговца, и не мог, конечно, видеть всего того, что мы сейчас разобрали. Не заметно на ситце следов от труда тех миллионов людей, которые участвовали всякими способами в его производстве; торговец же об этом труде,