обыкновенным мошенником. Да и как верить в искренность таких людей, как он, если его постоянно видят в сомнительных заведениях. Наконец, Диего связан с такими людьми, у которых, по сведениям дона Альберто, весьма подмоченная репутация…

– Я попросил, чтобы за ним вели наблюдение. Хотел как можно больше узнать о нем, поскольку он так настойчиво добивался твоей дружбы, Марианна.

– А почему вы мне не сказали об этом, дон Альберто?

– Не знаю, может, потому что не хотел придавать этому факту особого значения. Ведь и мой сын не лучше, поверь.

– И Луис Альберто часто посещает эти места?

– Да. Именно там они познакомились с твоей мачехой.

– Это он вам сказал?

– Нет, мне сказал Диего. Послушай, дочка, как ты, так и я, мы любим Луиса Альберто, но надо стараться быть объективными. Мой сын человек недостойный.

– Не говорите так, дон Альберто.

– Почему? Если это правда…

– Он уже начал работать и пьет намного меньше, чем прежде.

– Видишь ли, его работа меня и сейчас не устраивает. Приходит в кабинет, садится, о чем-то подолгу говорит по телефону. С кем – неизвестно. Уходит… А по ночам в этих сомнительных заведениях пропадает. Пьет, играет в карты. Наверное, есть и другие развлечения, о которых я не знаю. Неужели ты думаешь, что человек, ведущий такой образ жизни, может быть честным? Ты веришь, что Луис Альберто способен на высокие чувства, а я не верю К сожалению.

Увлеченные разговором, они не заметили, как в столовую вошел Луис Альберто и, встав в дверях, громко сказал:

– Я прошу всех вас об одном – нужно чтобы отменили свадьбу. Убежден, что в скором времен обнаружится нечто, что позволит мне развестись с Эстер.

Что-то во всем происходящем есть странное. Иначе зачем ей мешать браку Марианны?

– Она же сказала, что не желает Марианне счастья, – смутившись произнесла донья Елена.

– О, мама, прошу тебя! Разве ей можно верить? Как бы ни велика была ее ненависть, не в ее интересах расстраивать этот брак, наоборот, он выгоден для нее. Эстер прекрасно знает, что я требую развод, чтобы жениться на Марианне.

– Ко тоща чем можно объяснить это?

– Не представляю! И, поскольку я не могу заставить жену сказать правду, нужно подождать, когда я узнаю об этом сам. А когда узнаю? Может, завтра, а может через месяц. – Надо постараться убедить Марианну, чтобы отложила свадьбу. Ведь знаю, я ей небезразличен, она любит меня. И выходит за Леонардо потому, что уже быть со мной не надеется…

– Марианна, ты все еще веришь мне? Скажи моим родителям, – молил он девушку. А с Эстер… я все сказал, ничего не утаив… Допустим, первая беременность была настоящей… Ну, пусть, я ничего не помню, потому что был пьян. Хотя это сомнительно. Но вторая, поверь мне, мама, отец… Клянусь, что этот ребенок не мой! Удивляюсь, как вы ей верите.

– Я хочу верить тебе, сын, – в глазах доньи Елены стояли слезы. – Не понимаю, как можно так беспардонно лгать.

– Ну, если она обманывает и на сей раз, тебе, сын, будет очень трудно доказать свою правоту, потому что она хитра. И заранее постарается избежать всех ошибок, – в раздумье заключил дон Альберто.

– Я ухожу, мама, отец, но прежде хочу поговорить с Марианной.

– Что ты за человек, сынок! О чем тебе говорить с Марианной. О чем? Может, об Эстер? Сегодня утром я ей все объяснила, – не выдержала и донья Елена. – Она больше ничего не желает знать. Так что оставь ее в покое. Пожалуйста, Марианна, скажи, что ты не хочешь разговаривать с ним, пусть он уходит.

– Нет, дон Альберто, сеньора, я считаю, что лучше поговорить – твердо сказала остававшаяся до сих пор безучастной, Марианна. В последний, в самый последний раз. Пойдем в сад, Луис Альберто.

Они вышли в сад. Сели на скамейку, где когда-то Луис Альберто впервые признался Марианне в своих чувствах. Тогда ее широко открытые, наивные глаза с такой любовью смотрели на него. Это было чуде – ни одна девушка на него никогда так не смотрела – доверчиво, нежно, в ожидании чего-то необыкновенного… И он в те минуты ощущал себя совершенно другим человеком… куда же ушло это неповторимое, прекрасное ощущение?.. Перед ним совсем другая Марианна – с холодным, отчужденным взглядом, глядящая куда-то мимо него, говорящая жестко, отрывисто, будто стремясь поскорее закончить эту неприятную процедуру.

– Я согласилась говорить с тобой только потому, что пожалела твоих родителей. Хватит им бесконечно заниматься твоими проблемами. Пойми, Луис Альберто, раз и навсегда – ты меня не интересуешь больше. Я люблю Леонардо и выхожу за него замуж.

– Прошу, Марианна, подумай над тем, что я тебе скажу. Твое отношение ко мне я знаю. Но я убежден, рано или поздно мы наконец расстанемся с Эстер.

– Я это много раз слышала!

– Да, возможно. Но я разведусь, увидишь. Потому что я прав.

– Что ж, тогда я и поверю.

– Но ты подумала о том, что будет, когда через несколько месяцев я добьюсь развода, а ты уже будешь замужем?

– К тому времени я сумею забыть обо всем, что нас связывало. – Марианна холодно посмотрела на него и, чуть смягчившись, добавила:

– До свадьбы, Луис Альберто, остались считанные дни. И, наверное, потом мы не сможем видеться никогда. Мне бы хотелось сохранить хорошие отношения с тобой, чтобы вспоминать только доброе…

Рамона еле держалась на ногах… И хотя, как могла, уговаривала Эстер оставить эту затею с похищением денег из сейфа, заклиная не брать их, не исчезать, та будто не слышала ее, совершая все с каким-то яростным ожесточением. Никогда прежде Рамона не видела свою девочку в таком состоянии. Ложь, кругом одна ложь… Ее, бедную, опутали сетями шантажа… И теперь, конечно, чтобы разом разорвать порочный круг, Эстер ушла. Убежала тайком, а ей, Рамоне, пригрозила молчать. И как назло, едва Рамона зашла в кухню, Мария стала с сочувствием расспрашивать об Эстер, но видя бледность лица кормилицы, засуетилась, предлагая сердечных капель, таблеток от головной боли, крепкого чая. Рамона была на грани истерики, слезы стояли в горле от незаслуженной обиды и оскорблений, услышанных на прощанье. За что ей выпало такое? Всю жизнь она посвятила своей единственной девочке, верно и преданно служила ей. Но гордыня и непомерные амбиции, упрямство, даже в такой критический момент жизни, не заставили смягчиться душу Эстер, обратиться сердцем к единственно близкому на всем свете человеку – матери.

А тут еще, как нарочно, едва Рамона вышла из кухни, явился Луис Альберто: ему о чем-то неотложно нужно было переговорить с женой: «Где она? В комнате ее нет», – подозрительно глядя на кормилицу, допрашивал он. И тут же донья Елена в который раз интересовалась, не вернулась ли еще Эстер, жалела, что не могла пойти проводить ее к доктору Гомесу… Почему не проводила сама Рамона, допытывалась она. Молодая сеньора не пожелала взять ее с собой. Просто запретила, заплакала Рамона. И когда сеньора, решительно глядя в глаза, спросила, что же произошло, в конце концов, Рамона не выдержала:

– Она ушла, сеньора! Эстер ушла отсюда навсегда!

– Вы можете мне, наконец, объяснить, что произошло с Эстер? Скажите, куда она ушла?

– Я ведь сказала, что ничего не знаю, сеньора! В последнее время Эстер стала необычайно нервна, в плохом настроении, со мной постоянно спорила.

– Может быть, Рамона, какие-то сложности с беременностью? Мне кажется, вы все время что-то не договариваете. Поймите, это недопустимо… Не сказав никому, взяла и ушла из дома. Просто возмутительно! Никого не поставить в известность! Если Луис Альберто узнает, он придет в бешенство…

Посланный инженером Бустаманто курьер позвонил утром в дом к сеньорам Сальватьерра – дон Альберто все эти дни работал у себя в библиотеке. Хозяин дома попросил посыльного подождать несколько минут – он только возьмет в сейфе документы, которые требовались инженеру Бустаманто.

Дон Альберто набрал шифр, открыл сейф и первое, что бросилось в глаза – пустая нижняя полка, где