все население до последнего человека в один прекрасный день решило покинуть свои дома. Или вымерло.

Уровень моря повысился, и немалая часть разросшихся вширь городов была затоплена. Силовая сфера несла нас над залитыми водой проспектами и широкими площадями, где теперь резвились кальмары и рыбешки, серебристо поблескивавшие в лучах солнца, пронизывавших прозрачную воду.

Наше путешествие подходило к концу. Мы приближались к последнему живому городу Земли, огромному музею-лаборатории, где Золотой и остальные творцы бились над сохранением своей вселенной, и я наконец набрался храбрости задать Ане самый важный для меня вопрос.

– Ты… то есть мы… – запинаясь, пролепетал я.

Посмотрев на меня лучистыми серыми глазами, она улыбнулась.

– Знаю, Орион. Мы любим друг друга.

– Ты… ты любишь меня и сейчас?

– Ну конечно да. Ты разве не знал?

– Тогда почему ты предала меня?!

Я выпалил эти слова, прежде чем Сетх успел остановить меня, прежде чем до моего собственного сознания дошло, что я собираюсь их произнести.

– Что?! – поразилась Аня. – Предала тебя? Когда? В чем?

Все мое тело скорчилось в судороге сверхъестественной муки. Боль пронзила огненной иглой каждый нерв. Я не мог говорить, не мог даже шелохнуться.

– Орион! – выдохнула Аня. – Что с тобой?!

Казалось, я впал в кататонию – одеревенел и замер, как гранитная статуя. Я сгорал на медленном огне нестерпимой пытки, но не мог закричать, не мог даже всхлипнуть.

Тронув меня за щеку, Аня испуганно отдернула руку, будто обожглась о бушевавшее во мне пламя. Затем медленно, осторожно снова приложила ладонь к моему лицу. Ее прохладное, успокаивающее прикосновение словно умерило пыл моих страданий.

– Я люблю тебя, Орион, – негромко, почти шепотом произнесла Аня. – Я приняла человеческий облик, чтобы быть рядом с тобой, потому что люблю тебя. Я люблю в тебе сильного, отважного и стойкого человека. Ты создан быть охотником, убийцей, но ты превзошел возможности, заложенные в твой разум Атоном.

Неукротимая ярость Сетха бушевала во мне, но боль понемногу угасала, затихала, так как ему приходилось растрачивать энергию на то, чтобы удерживать барьер, скрывавший постороннее присутствие от проницательного взора Ани.

– Милый, мы прожили вместе множество жизней, – говорила моя любимая. – Ради тебя я заглядывала в глаза неотвратимой смерти, и ты погибал за меня. Я ни разу не предала тебя и никогда не предам.

'Предала! – отчаянно кричал мой мозг. – Предашь! Как я предам тебя и убью вас всех'.

Но я не сказал ни слова.

– Он в кататонии, – усмехнулся Золотой.

– Он в чужой власти, – возразила Аня.

Она доставила меня не в лабораторию Золотого, а в небоскреб, где была моя временная квартира до того, как мы с Аней отправились в кругосветное путешествие.

Я мог ходить. Мог стоять. Должно быть, ел и пил. Но совершенно не мог говорить. Все тело стало каким-то деревянным, онемевшим.

Я стоял, как автомат, посреди просторной гостиной, вытянув руки по швам, уставившись неподвижным взглядом в зеркальную стену, где отражалось мое пустое лицо и окостеневшее тело.

На Золотом была туника из светившейся ткани, доходившая ему до колен и прекрасно облегавшая его торс. Уперев кулаки в бока, он презрительно фыркнул.

– Ты хотела излечить его добротой и лаской, а сама довела до кататонии!

Аня после приезда переоделась в белоснежное платье без рукавов, перехваченное на талии серебряным поясом.

– Тот, кто пытал его, управляет его разумом, – дрогнувшим от напряжения голосом произнесла Аня.

– Как он попал сюда? – гадал Золотой, разгуливая вокруг меня с видом человека, осматривавшего борова-медалиста. – Убежал ли он от пыток или его сюда послали?

– Я бы сказала, послали.

– Да, согласен. Но зачем?

– Позовите остальных, – услышал я собственный голос, звучавший полузадушенно.

Золотой пристально посмотрел на меня.

– Позовите остальных. – Голос мой окреп и обрел звучность, точнее, голос Сетха, неподвластный мне.

– Остальных творцов? – переспросила Аня. – Всех?

Я ощутил, как моя голова помимо моей воли задергалась вверх-вниз: раз, другой, третий.