Подкрепляясь, мы продолжали рассказывать друг другу о совершенных подвигах и пережитых опасностях. Пришедшие с отрядом Крааля собаки изрядную часть ночи бродили где-то сами по себе, но под утро вернулись к костру, вокруг которого сидели их хозяева.

Охотники никак не могли наговориться. Крааль поведал нам, что его собственная дочь с мужем были похищены драконами, много лет назад совершившими набег на их деревню в поисках рабов.

– Они посчитали меня за мертвеца, – сказал он, открывая грудь, чтобы продемонстрировать нам изукрашенные узловатыми шрамами ребра. При свете костра рубцы казались багровыми и до сих пор не отболевшими. – Мою жену они убили.

Один за другим охотники рассказывали свои истории. Так я узнал, что ящеры Сетха время от времени совершают набеги в леса Рая и уводят людей в рабство, чтобы те трудились в саду на берегу Нила.

Мое первое впечатление о саде Сетха оказалось совершенно ошибочным. Это вовсе не Эдем. По сути, истинный Рай – в здешних густых чащах, где человек волен бродить, где ему вздумается, и охотиться на дичь, которой полно в лесах. Но дьявольские чудовища Сетха уводят людей, лишая свободы первобытных охотников, заставляя их делаться рабами-земледельцами.

В пересказываемые из поколения в поколение легенды об Эдеме вкралась путаница – людей изгнали из Рая в сад, и не ангелы, а дьяволы.

Очевидно, рептилии-рабовладельцы позволяли своим рабам размножаться в неволе. Ребенок Ривы родился в рабстве. В ту ночь я узнал, что родители Крона и большинство мужчин моего отряда подневольно трудились по саду. Ноха и еще пару других увели из Рая маленькими детьми.

– Мы охотимся на тварей полевых и лесных, – сонным голосом сказал Крааль. Глаза его блеснули в пробивавшемся сквозь листву холодном свете луны, – а драконы охотятся на нас.

– Надо сражаться с драконами, – заявил я.

– Нет, Орион, это невозможно, – устало покачал головой Крааль. – Они чересчур велики, чересчур проворны. Их когти срывают мясо с костей. Их зубы сокрушают кости.

– Их можно убить, – настаивал я.

– Это не для нас. Есть вещи, которые человеку не под силу. Надо принимать вещи такими, как они есть, а не предаваться пустым мечтам.

– Но ведь Орион убил дракона! – напомнил Крон.

– Может, оно и так, – отозвался Крааль тоном человека, слышавшего и не такие байки. – Пора спать. Довольно болтовни о драконах. Хватит и того, что после восхода нам придется сразиться друг с другом.

Он произнес это совершенно равнодушно, без сожаления или восторга, как совершенно очевидную истину.

– Сразиться друг с другом? – эхом откликнулся я.

Крааль уже укладывался, стараясь устроиться поудобнее среди корней дерева.

– Да. Какая жалость! Ваши рассказы мне по-настоящему понравились. И еще мне хочется посмотреть на то место, где живет ваш вещающий бог. Но завтра мы будем драться.

Я одного за другим оглядел всех собравшихся: их двенадцать, нас девятеро, считая меня.

– Но зачем нам драться?

Терпеливо, будто несмышленому дитяти, Крааль пояснил:

– Это наши угодья, Орион. Вы убили нашего медведя. Если мы отпустим вас без боя, остальные тоже придут сюда и будут убивать наших зверей. Что тогда станет с нами?

Лежа рядом со мной, он повернулся так, чтобы изувеченный бок оказался сверху, и пробормотал:

– Поспи, Орион. Завтра нам драться.

Крон подошел ко мне и, наклонившись, прошептал мне на ухо:

– Завтра они увидят, каков ты в бою! Под твоим предводительством мы перебьем их всех до единого и заберем эту землю себе.

Улыбнувшись, он перебежал на ровное местечко возле валуна и устроился на ночлег.

Один за другим все уснули, один лишь я бодрствовал среди храпевших охотников. Ну, по крайней мере предательства они не опасаются. Ни одному из них даже в голову не пришло, что кто-нибудь отважится перерезать горло спящему.

Я встал и, подойдя к берегу озера, прислушался к плеску воды. Где-то среди деревьев ухнула сова – священный символ Афины. Я знал, что прообразом для мифов об Афине послужила Аня, а Золотой бог, несмотря на его безумие, вдохновил людей на создание легенды об Аполлоне.

А я? Так называемые боги, которым еще предстояло сотворить меня в отдаленном будущем, нарекли меня Орионом и послали охотиться за своими врагами на просторах пространственно-временного континуума. В Древнем Египте меня называли Осирисом, умиравшим и возрождавшимся. Среди снеговых пустынь ледникового периода меня помнили как Прометея, ибо я пришел к умиравшей от холода и голода горстке людей и научил их разводить огонь и выживать в опасном суровом мире.

А кто я теперь, в этом времени и в этом месте? Вскинув голову, я посмотрел на звезды, рассыпанные по черному бархату небес, и тут же встретился взглядом с тусклым алым оком зловещей звезды, яркостью своей превосходившей Луну. От ее света на землю даже падала моя тень. Этой звезды не было ни в одних небесах, виденных мною прежде. Я чувствовал, что она как-то связана с Сетхом, его ящерами и порабощением первобытных людей.

На мгновение меня вдруг охватило желание снова попытаться вступить в контакт с творцами. Но я медлил, опасаясь снова привлечь внимание Сетха. Стоя на берегу озера, я слушал шелест ночного ветерка в листве деревьев и всем сердцем желал, чтобы творцы сами попытались связаться с нами.