1189 году ворвались в Иерусалим, следом за боевыми отрядами пришел туда и караван из 500 верблюдов. Они были навьючены бурдюками, в которых перекатывалась розовая вода. По приказу султана ею облили пол и стены мечети Омара, превращенной в церковь. Но и этого показалось недостаточно благочестивому султану—он велел омыть розовой водой даже скалы, на которых стояла мечеть. У султана Саладина, как свидетельствуют историки, были и подражатели. Султан Магомет II, захвативший Константинополь, первым делом велел облить розовой водой один из лучших храмов византийской столицы и только тогда переделал его в мечеть.

Не раз, наверное, приходилось нам читать, как цари и духовные власти на Руси притесняли скоморохов— бродячих артистов из народа. Они запрещали им представления, ломали гудки и балалайки — нехитрые скоморошьи музыкальные инструменты. Но искусство не умирало — народ пел, играл, плясал.

Много обид пришлось перенести артистам и в других странах. В Англии, например, разрешали актерам выходить из своих театров в обычной гражданской одежде. Но они обязательно должны были иметь метки — розы на башмаках. Взглянет чванливый прохожий встречному на ноги и нос отвернет — актер…

Но нравится, не нравится, а прикалывать розы к башмакам надо — таков приказ королевы.

И хотя в те далекие времена к актерам и относились свысока, но все же присматривались к ним — перенимали манеры, заимствовали моды.

Прошло немного времени — и английские щеголи и щеголихи тоже стали появляться на улицах с цветками роз. Только носили их не на башмаках, а за ухом. А мода — штука переходчивая. Один ученый даже сказал о ней: «Ни один король, ни один император не властвовали так неограниченно, ни один тиран не позволял себе вторгаться так глубоко в нашу жизнь и не решался издавать столь противоречивые указы, как повелительница рода человеческого — мода, хотя в то же время и ни один властитель не встречал такого всеобщего и беспрекословного повиновения…»

Словом, через некоторое время и королева Елизавета стала появляться с розой за ухом. Даже на серебряных монетах того времени Елизавета изображалась в таком виде — мода, ничего не поделаешь..

Своеобразный культ розы начался в Англии. Чем крупнее был цветок, заложенный за ухо, — тем считалось шикарнее. И крупные розы сразу же подскочили в цене. Не каждый мог приобрести крупную и довольствовался мелкими цветами, которые подешевле. Но самая большая роскошь — розы зимой: в те времена не всякий садовод мог заставить розовый куст цвести в необычное для него время, по желанию лондонской публики.

И тогда, чтобы не отставать от моды, щеголи и франты победнее стали заказывать мастерицам искусственные розы.

Смешная и вместе с тем печальная история произошла с розой и у нас в России. В царствование Николая I в парке Царского Села стоял часовой. Зори румянили небо, хлестали дожди, завывали снежные бураны, а часовые, сменяя друг друга по всем правилам караульного устава, словно каменные, стояли на пустом месте в парке.

Однажды какой-то генерал увидел часового и заинтересовался, что охраняет он на пустом месте. Начал расспрашивать придворных, те только руками разводили:

— Так полагается…

Высшее начальство в Петербурге тоже пожимало плечами:

— В приказе сказано: «Сохранять пост в пятистах шагах от восточного павильона». Приказ есть приказ, вот его и выполняем…

Долго добивался генерал ответа. И только какая-то дряхлая старуха вспомнила, как был поставлен часовой на дорожке Царскосельского сада.

Екатерина II как-то прогуливалась по саду и увидела красивый цветок розы.

— Какой прелестный, — сказала она сопровождавшим ее придворным. — Надо будет подарить его кому-нибудь из внуков. Эй, кто там, скажите, чтобы сюда немедленно поставили солдата с ружьем, а то, чего доброго, сорвут эту розу…

И вот подтянутый солдат щелкнул каблуками и опустил рядом с носком сапога окованный приклад ружья. Наутро царица забыла о розе, предназначенной в подарок еще на корню. Не вспомнила про нее и назавтра. А часовые день и ночь не спускали с нее взгляда.

Прошло время, и роза отцвела. Прошло еще какое-то время, и куст засох — садовники стороной обходили часового. Старая царица умерла. А часовые, сменяя друг друга, продолжали стоять на пустом месте. И простояли они больше пятидесяти лет…

Смешная история и вместе с тем печальная.

И если одну загадку загадали нам красные цветы — обычные в тропиках и почти не встречающиеся в Европе, то вторую загадку такого же порядка задала сирень.

Почему она облюбовала суровые северные страны — Швецию и Норвегию? Почему нигде так обильно и роскошно не цветет она, как там?

Удивительное распределение сирени на земле с давних пор привлекало внимание людей. Не найдя научно обоснованного ответа, они создали легенду, по которой все началось с того, что солнце однажды слишком уж заспалось. Тогда богиня весны, желая поскорее увидеть на травах и кустарниках цветы и птичьи гнезда на ветках деревьев, отправилась будить солнце, погруженное в сладкую дремоту.

— Вставай, — сказала она светилу. — Уже апрель наступил. Разве ты не слышишь, какой нетерпеливый шум доносится с земли?

— Встаю, встаю, — забормотало солнце спросонок. — Сейчас встаю, позови радугу…

Богиня весны крикнула радугу, и они втроем спустились на землю. И тут весна принялась за работу. Она перемешала яркие солнечные лучи с разноцветными переливами радуги, начала брать их полными пригоршнями и кидать на землю — в борозды полей, на луга, в расщелины скал, на ветви кустарников и деревьев.

И так шли они по земле, рассыпая всюду яркие краски, которые тут же превращались в пышные ароматные цветы. Прошли они всю землю и достигли Скандинавии.

— Ну, теперь хватит, — сказало солнце и провело ладонью по лбу, — вся земля уже одета в цветы, остался один север, который и так обойдется…

Но богиня весны возразила:

— Это несправедливо. Ты только взгляни на чахлую растительность, на бледность красок. Ведь здесь зеленеющая былинка украшает землю больше, чем целый цветник в южных странах. Разве виновата эта земля, что расположена она на севере и твои лучи ее почти не достигают? Надо и северу дать цветы.

— А я растратила уже все свои краски, — сказала радуга, которой тоже не хотелось больше работать.