Альбинос оглянулся. Рядом плескалась жижа. На краю бассейна, куда он упал, лежал огрызок бетонной плиты, на ней была куча всякого мусора, какой в любом поселке обычно выбрасывают в овраг за забором. Он попытался сообразить, зачем в трубе, по которой его тащило потоком, иногда открывают заслонку и сливают часть отходов в бассейн, но не нашел объяснений. Повернулся к старухе.

— Ты живой, — бубнила она. — Раньше живых не бросали. Мертвых бросали, давно, очень. Раз бросали, два бросали, три бросали. Потом долго не бросали. Потом опять мертвые были. Кажука мертвых не боится, Кажука живых боится, прячется.

— Значит, давно здесь живешь?

— Кажука всегда здесь живешь. Плохо живешь, скучно живешь. Не бей Кажуку, и так ей плохо. Бедная Кажука, грустная, старая совсем.

Альбинос поднял голову. Они находились в зале с высокими, едва различимыми сводами. Бледный свет лампы лился из туннеля, куда по стене убегал пучок проводов. Следующая лампа была шагах в Двадцати, а на полу виднелись кривые рельсы с прогнившими шпалами.

— Не собираюсь я тебя бить. Скажи лучше, как отсюда выйти?

— Нет выхода, нет для Кажуки выхода.

Он повернулся к бассейну — куча мусора совсем не велика, значит, его убирают отсюда, вывозят время от времени. Рельсы, опять же, по ним вагонетку или тележку могут толкать. Он посмотрел на старуху. Кажука съежилась, обхватила себя костлявыми руками и тоже разглядывала Альба, часто моргая. Врет, что ли? Но зачем?

— А для меня есть выход?

— Для тебя есть. Для Кажуки нет выхода, для тебя есть выход. Далеко, туда железка ездит. Железку двое волокут, с ними иди. Они всегда приходят, двое. Вроде разные, голоса разные, а лицом все одинаковые, глаза большие, круглые, сами черные. Всегда двое. И сейчас вот-вот придут. Кажука спрячется, боится она. Ты не говори про Кажуку, не говори никому. Она дальше будет здесь жить, немного кушать будет. Тихо, скучно, но никому Кажука не мешает. Всегда она здесь живет.

Альбинос отряхнул прилипший мусор, похлопал по карманам — оружие потерялось, только магазин к автомату остался, который Разин дал. Он порылся в куче возле бассейна, разгреб верхний слой кажукиным копьем — автомата не было.

— Кажука, скоро двое с железкой придут?

— Скоро. Уже вот-вот. Ты их подожди, они тебя увезут, а Кажука уйдет, спрячется. Не говори двоим про Кажуку.

— Ладно, не скажу. Куда ты уйдешь-то?

— Домой. Дом у Кажуки. У всех дом, и у нее дом. Темно там, спокойно. Никто Кажуку не найдет, никому Кажука не мешает, дома сидит.

Старуха отползла в тень, поднялась и побрела, часто оглядываясь, прочь. Ее согнутая бесформенная фигурка мелькнула под следующей лампой и пропала из виду. Альбинос прошел следом — колея раздваивалась, стрелка проржавела насквозь, ею не пользовались очень давно, да и свет был только в одном туннеле, другой темный, заброшенный. Альб сделал несколько шагов по освещенному — конца не видно. Тогда он возвратился к развилке и двинулся по туннелю, идущему в другую сторону, но там и вовсе оказалось ничего не видать.

Может, и правда дождаться «железку»? Если старуха не врет и ждать недолго, это сейчас самое логичное. Заодно можно хоть что-то разузнать об этом месте у тех, кто приедет — ведь не хочется соваться неизвестно куда. Надо устроить им засаду.

Он огляделся, похлопывая о ладонь магазином автомата… где бы спрятаться? Туннель был пуст, никакого укрытия. Пришлось снова лезть в кучу отбросов. Альбинос нашел обрезок фанерного листа, приставил к стене подальше от освещенных кругов под лампами. Скорчившись, можно укрыться за листом — небось в темноте не разглядят. Альб повертел в руке магазин. Если на «железке» явятся двое, то справиться с ними будет сложно.

Он ждал, ждал — но никто не показывался, ни пешком, ни на «железке».

— Должны давно прийти, — прозвучал из темноты голос Кажуки.

Альб вздрогнул, он не услышал шагов старухи, которая подобралась вплотную.

— Ты чего здесь?

— Кажука палочку забыла. Кажука старая, ей палочка нужна.

Сгорбленный лохматый силуэт возник в круге желтого света под лампой, старуха подобрала палку с примотанным гвоздем и повторила:

— Давно должны прийти. Раньше никогда не было, чтоб не приходили к сроку. Плохое время идет, Кажука понимает. Все тряслось, вверху большой шум, стучало, дрожало. На Кажуку грязь сыпалась. Плохое время. Злое.

Кажука повернулась, скользнула в тень и будто растаяла. Снова потянулось ожидание. Здесь, в темноте и тишине время шло медленно, очень медленно. «Как в поселке рыбарей, — подумал Альбинос. — Там время будто совсем остановилось…»

Размышления прервал далекий металлический лязг. Потом раздался скрежет, монотонный скрип и тихий гул колес, кативших по рельсам.

«Железка» оказалась небольшой вагонеткой, которую толкали двое. Когда они миновали тусклую лампу, Альб разглядел черные защитные комбинезоны и маски. Запахов Альбинос по-прежнему не чувствовал, а вот глаза слезились, так что маска ему все равно не помешает. И оружие. У этих двоих наверняка есть оружие.

Он сжал магазин в кулаке. Толкавшие вагонетку были разного роста, но оба коренастые, плотные. Как с такими справиться? Из кузова торчали черенки то ли лопат, то ли грабель, которые можно схватить, выскочив из засады, и попытаться пустить в дело.

Альбинос затаил дыхание, когда вагонетку прокатили мимо его укрытия. Остановили почти у самого выезда из туннеля, напротив свалки. Высокий вяло пожаловался напарнику, что после беспокойной ночи их погнали работать — Ромулюс мог бы дать выспаться… или монахов сюда прислать, пусть бы лопатами помахали, лодыри. Второй пробурчал:

— Ну ладно, наше дело — что? Приказали — значит, нужно исполнять. А монахов сюда не надо, еще сопрут что. Главный их на третий уровень не пускает. Вона сколько инструкций напридумывал… Ну что, взялись? Раньше приступим — раньше закончим, да и в самом деле спать. Давай лопату.

Высокий протянул лопату, они стали сгребать мусор и швырять в вагонетку, не глядя. Альбинос выбрался из укрытия и медленно двинулся к работягам, стараясь держаться ближе к стене. Они не слышали его шагов — под лопатами громко шуршал мусор.

Вдруг высокий оттянул маску, сплюнул и объявил:

— Ну все, слышь, Лымарь, хорош бросать. Надоело. Давай все-таки с Ромулюсом поговорим, чтобы ночью больше сюда не отправляли.

Он кинул лопату под ноги.

— Ну ладно, — согласился тот, которого назвали Лымарем. — Только давай по дороге решим, как говорить с ним будем. А то подумает, что мы наглеем, и отправит в депо вместо Серга с Кимом в некрозе замеры делать да бреши в стенах конопатить.

Он начал поворачиваться лицом к туннелю.

Альб прыгнул, отведя руку с магазином в сторону, и врезал Лымарю по уху. Голова в маске дернулась, Альб ударил работягу локтем в живот и бросился на второго.

Тот, успев отступить на шаг, выхватил спрятанный за голенищем нож и сделал выпад. Широкое лезвие, вспоров куртку Альба, больно пересчитало ребра слева. Мигнула зеленым светом силовая броня. Но удар оказался таким сильным, что Альбинос отшатнулся, машинально прижал руку к несуществующей ране и тут же получил кулаком в челюсть.

Перед глазами вспыхнули яркие звездочки. Второй удар опрокинул Альба на спину, его придавили к полу, крепкие пальцы вцепились в шею. Альбинос уже ничего не видел, хрипел и задыхался, скребя ногтями по бетону.

Вдруг хватка ослабла, на грудь перестали давить. Он жадно вдохнул, закашлялся и перевернулся на живот. Отдышавшись, поднял голову. Рядом стояла старуха, в руке у нее была палка, с погнутым о затылок