— Везем послание брату Крипте, — пояснил Туран, высовывая голову в окно.
Часовой понимающе кивнул — к брату Крипте могли пожаловать и более странные гости. Служба такая. Ворота распахнулись, и «Панч» въехал по двор Лавры. Часовые указали встать под стеной, неподалеку от других ворот — за ними грохотало железо, рычали двигатели. Мастерские, видимо.
— Ступайте за мной, — пригласил монах, — однако оружие здесь оставьте, в обитель чужим с оружием не полагается.
— Не нравится мне это, будем говорить, — заявил Белорус. — Мы же не враги какие, мы с посланием. Через толпы мутантов пробились.
— Не велено, — снова объяснил монах, — все равно ведь не пущу.
Илай выбрался из самохода и сказал:
— А у меня оружия нет. Я человек мирный.
Туран закрепил дробовик под приборной доской, сложил под сиденье пистолеты. Белорус, бурча под нос, последовал его примеру и разоружился. Уходя, «Панч» заперли, продергали на всякий случай ручки на дверцах.
Следом за провожатым пересекли двор и вошли в пристройку с южной стороны обители. Затем — коридор, ярко освещенный солнечными лучами, бьющими в окна. Потом начали спускаться по узкой каменной лестнице. Белорусу это не понравилось, и он тихо спросил Илая:
— Папаша, а Крипта твой, к которому послание, — он кто в Ордене будет? Почему в подвале сидит?
— По следопытовской части, — бросил Илай.
— Следопытовой? — уточнил Белорус, оглянувшись, но ответа не получил.
Этажом ниже было подвальное помещение, там уже ни солнца, ни окошек. Правда, освещение яркое устроено. Монах привел в мрачноватый зал, указал на длинную скамью вдоль стены:
— Здесь садитесь. Брату Крипте доложили. Как решит, так и примет вас.
— У нас послание срочное, — напомнил Белорус. — С боями в Киев пробивались, банды кетчеров и орды мутантские по пути разгоняли, спешили без сна и отдыха…
Монах поднял руку:
— Брат Крипта о вас ведает. Ждите.
С тем и ушел. Делать нечего — гости расположились на лавке. Туран привалился спиной к стене и закрыл глаза. Белорусу не сиделось, он встал, прошелся раз, другой по залу, остановился напротив двери — не той, в которую вошли, а другой, в противоположном конце помещения. Монахи будто того и ждали, дверь распахнулась, вошли двое. Эти были с пистолетами в кобурах на поясах. Попросили встать и быстро обыскали. Оружия ни у кого не нашли, но в кармане Белоруса оставался доминантский инструмент — световой нож.
— Что сие? — поинтересовался монах.
Пока нож не был активирован, он не походил на оружие, продолговатый темный предмет из материала, напоминающего то ли хитин, то ли старую древесину.
— Палка, талисман мой любимый, от мутантов оберег, — без запинки оттарабанил Тим. — На счастье с собой таскаю, из родных краев принес. Чтоб дом не забывался.
— Память — дело доброе, — кивнул монах и отступил к двери.
Вскоре за ней раздались шаги. В зал вошел низкорослый жрец. Плечи узкие, лицо бледное, острый подбородок, прямой нос, в одном глазу монокль — цепочка тянется за ухо.
Жрец близоруко сощурил второй глаз, уставился на гостей. Илай выступил вперед и прогудел:
— Здравствуй, Крипта. Помнишь меня?
Жрец вгляделся в старика.
— Ты? Сюда? — потом обернулся к охране и качнул ладонью. Монахи вышли, аккуратно затворив дверь.
— Илай, тебе сейчас опасно в Киеве, — быстро сказал Крипта. — А кто с тобой? Они знают? Что с Владыкой? Говори!
Старик неторопливо приблизился к монаху, покачал головой.
— Эти, — Илай махнул рукой, — охраняли меня в пути. Я им награду обещал…
— Награду… — Крипта вынул монокль, протер рукавом. — Будет награда, я позабочусь. Дело, дело говори! У тебя послание Владыки?
Илай приблизился и вытащил из-за пазухи мешочек с кохаром.
— Да. — Он развязал тесемки, стягивающие горловину. — Бандиты кохар отобрали, да внутрь не лезли. Люди не желают кохар открывать, потому укрыл там.
Белорус шажок за шажком подошел к старику, вытягивая шею. Илай оглянулся, сверкнул стеклами очков. Белорус принял невинный вид, но глаз не отвел.
— Что, папаша? Я ж с тобой жизнью рисковал, так хоть одним глазком глянуть охота, из-за чего столько шума?
Илай хмыкнул, пошуршал в мешочке темными заскорузлыми пальцами. Выудил маленький предмет и протянул Крипте. Тот ухватил послание — латунную гильзу. Края ее были сплюснуты. Крипта вытащил из кармана складной нож, привычными движениями разогнул края. Гильзу он держал у самого носа и близоруко морщился, доставая клочок то ли бумаги, то ли очень тонко выделанной кожи. Когда развернул, уткнулся в него носом. Прочел, улыбнулся.
— Спасибо, Илай, все верно. Это Владыка писал. Стало быть, жив? И Ежи с ним, секретарь его?
— Оба живые, — кивнул старик. — Баграт велел: дела старосте передать и выступить с отрядом в Московию.
Крипта рассеянно покивал, он снова и снова пробегал глазами исписанный клочок, будто мог прочесть что-то сверх того, что изложено в нескольких строчках.
Туран подошел ближе и встал рядом с Белорусом. Тот толкнул локтем:
— Видал? Серьезное, выходит, дело.
Рыжий чувствовал облегчение — слова о награде прозвучали, Крипта согласен, полдела сделано. Белорус снова ткнул локтем Турана и улыбнулся, он собирался сказать, что, дескать, славно все оборачивается и что пусть монахи тут сами разбираются, а им бы денег получить, да и не путаться под ногами, не мешать Храму исполнять свое дело. Но успел только промолвить:
— Ну вот и хорошо. Так, значит, нам…
— Во имя Создателя! — заорал знакомый зычный голос.
Зал разом наполнился топотом подкованных сапог, лязганьем оружия и шорохом просторных монашеских одеяний. В двери, ведущие к лестнице, быстро, чуть ли не бегом, ворвались жрецы-каратели с оружием наготове — не меньше десятка, за ними вошел Зиновий.
— Во имя Создателя! — снова заорал Зиновий. — Крипта, ты с кем беседу ведешь? Врага в Лавру привел? Мне все ведомо! Не укроешь от меня!
— Какого врага, брате? — возразил Крипта. — То моя служба, мне новости от Владыки Баграта доставили. К чему этот шум? Я нынче созову совет, всем дело изложу.
Рядом с рослым и осанистым Зиновием невысокий Крипта смотрелся совсем бледно.
— Служба? — Зиновий поднял посох, так что на оголовке заблестел украшавший его самоцвет. — Ведомо мне, что в грехах ты погряз!
Он зашагал через зал к Крипте, охранники оттеснили с его пути Белоруса с Тураном. Рыжий возмутился: «Эй, ты чего, полегче, служивый!» — но заработал еще один тычок. Зиновий выхватил из рук Крипты клочок бумаги с посланием и встряхнул перед собой. Белорус что-то бухтел, но Туран уже четко осознал: ситуация враз переменилась, Зиновий — враг. Туран украдкой оглядел монахов, стоящих между ним и дверью, прикидывая, как бы прорваться к выходу.
— Мне все ведомо! — орал Зиновий, зачем-то тряся листком перед сверкающим набалдашником посоха. — Врага в Храме принимаешь! Ты и Баграт твой! С нечистью дружбу водишь!
— Баграт не мой, а наш Владыка…
— Нынче на совете всем глаголить буду! За грехи нам кара вышла, некроз в Киеве объявился! — надрывался Зиновий. — Каяться и молиться! Молиться и каяться! Враг повсюду, а паче всего гордыня — враг в собственной душе! А Баграт твой сгинул!