увидишь, надо, чтобы ковер высох. Да уж, действительно очень ценное замечание. Толстуха несчастная! Иуда, иди лучше спать!

– Оставь, Уилли. Иди спать.

– Нет, я закончу.

– Ну ладно. Спасибо тебе за все. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, мадам.

Крис медленно поднялась по лестнице.

– Великолепное рагу, Уилли. Всем очень понравилось.

– Да, мадам. Спасибо.

Крис заглянула к Регане. Дочь еще спала. Потом Крис вспомнила про планшетку. Может быть, спрятать ее? Или выкинуть? Боже, Пэррин ведь не очень разбирается в этих делах!

Крис и сама понимала, что вымышленный друг – это не совсем нормально. Да, пожалуй, я ее лучше выкину.

Крис колебалась, стоя у кровати и глядя на Регану. Она вспомнила один случай. Дочери было тогда три года. Говард решил, что Регане пора уже спать без бутылочки, к которой она сильно привыкла. Он забрал у нее бутылочку, и Регана кричала всю ночь до четырех утра, а потом на протяжении еще нескольких дней у нее были приступы истерии. Крис боялась, что такая реакция может повториться и сейчас. Лучше подожду немного, пока не проконсультируюсь у психиатра. К тому же и риталин пока что не произвел желаемого эффекта.

Она решила подождать. Вернувшись в свою комнату, Крис забралась в кровать и сразу же заснула. Проснулась она от отчаянного, истеричного крика.

– Мама, иди скорей, иди сюда! Я боюсь!

Крис бросилась через холл в спальню Реганы. Девочка визжала. Из спальни доносился скрип пружин.

– Крошка, что случилось? – воскликнула Крис и включила свет. – О Боже!

Напрягая все тело, Регана распласталась на спине. Лицо ее было заплаканное и исказившееся от ужаса. Руками девочка судорожно вцепилась в кровать.

– Мамочка, почему она трясется? – закричала она. – Останови ее!

Матрац на кровати резко дергался взад и вперед.

Ее снесли в дальний угол маленького кладбища, где земля, скованная надгробными плитами, задыхалась от тесноты.

Месса была такой же печальной и унылой, как и вся жизнь этой женщины. Приехали ее братья из Бруклина, пришел бакалейщик из углового магазина, отпускавший ей продукты в кредит. Дэмьен Каррас наблюдал, как ее опускают в темноту. Горе и слезы душили его.

– Ах, Димми, Димми...

Дядя обнял его за плечи.

– Ничего, она сейчас в раю, Димми, она сейчас счастлива. О Боже, пусть будет так! О мой Бог! Я прошу тебя! Молю тебя, пусть будет так!

Его уже ждали в машине, но Дэмьен никак не мог отойти от могилы. Воспоминания давили его. Ведь мать всегда была одна... Все это время она терпеливо и покорно ждала, пока Дэмьен вернется. Почему же все теплые человеческие чувства ограничились в нем хранением в бумажнике той самой церковной карточки: «Помни...»?

Каррас вернулся в Джорджтаун к обеду, но есть ему совершенно не хотелось. Дэмьен слонялся взад- вперед по комнате. Приходили с соболезнованиями знакомые иезуиты, обменивались с ним парой фраз, обещали молиться за нее и уходили.

В начале одиннадцатого явился Джо Дайер. Он с гордостью вытащил бутылку шотландского виски и прокомментировал:

– Отличная марка!

– Откуда ты взял деньги? Позаимствовал из фонда для бедных?

– Не будь идиотом, это было бы нарушением обета нищеты. – А откуда же они у тебя?

– Я украл бутылку.

Каррас улыбнулся и покачал головой. Затем достал стакан, кофейную кружку и, ополоснув их в крошечном умывальнике, промолвил:

– Я верю тебе.

– Такую безоглядную веру я первый раз встречаю.

Каррас вдруг почувствовал знакомую боль. Он отогнал ее прочь и вернулся к Дайеру. Тот уже сидел на его койке и открывал бутылку. Дэмьен устроился рядом.

– Ты когда предпочитаешь отпустить мне грехи: сейчас или попозже?

– Лей давай, – отрезал Каррас, – и отпустим грехи друг другу.

Дайер наполнил стакан и кружку.

– Президент колледжа не должен пить, – проговорил он. – Это было бы дурным примером. Пожалуй, я избавил его от большого искушения.

Каррас выпил. Он не поверил Дайеру. Слишком хорошо он знал президента. Это был очень тактичный и добрый человек. Дайер пришел, конечно, не только как друг, его наверняка просил об этом президент.

Дайер старался изо всех сил: смешил Дэмьена, рассказывал о вечеринке и об актрисе миссис Макнейл, выдавал свежие анекдоты о префекте. Дайер пил немного, но стакан Карраса наполнял регулярно, и Дэмьен быстро опьянел. Дайер встал, уложил друга в постель и снял с него ботинки.

– Собираешься украсть... и мои ботинки? – заплетающимся языком проворчал Каррас.

– Нет, я гадаю по ноге. А теперь замолчи и спи.

– Ты не иезуит, а вор-домушник.

Дайер усмехнулся и, достав из шкафа пальто, накрыл им Дэмьена.

– Да, конечно, но кому-то ведь надо оплачивать счета. Все, что вы умеете делать, – это греметь четками и молиться за хиппи на М-стрит.

Каррас ничего не ответил. Дыхание его было ровным и глубоким. Дайер тихо подошел к двери и выключил свет.

– Красть грешно, – вдруг пробормотал в темноте Каррас.

– Виноват, – тихо согласился Дайер.

Он немного подождал, пока Каррас окончательно заснет, и вышел из коттеджа.

Проснулся Дэмьен вялым и разбитым. Шатаясь, он прошел в ванную, принял душ, побрился и надел сутану. Было 5.35 утра. Он отпер дверь в Святую Троицу и начал молиться.

– Memento etiam... – шептал он в отчаянии. – Помни рабу твою, Мэри Каррас...

В дверях молельни ему вдруг привиделось лицо сиделки из госпиталя Беллеву. Он услышал плач и причитания.

«Вы ее сын»?

«Да, я Дэмьен Каррас».

«Не заходите к ней сейчас. У нее приступ».

Через приоткрытую дверь он видел комнату без окон, с потолка свисала ничем не прикрытая электрическая лампочка. Обитые стены. Холодно. И никакой мебели, кроме больничной койки.

– ...Прими ее к себе, молю тебя, помоги ей обрести мир и покой...

Их глаза встретились, мать вдруг замерла и, подойдя к двери, спросила его недоумевающе:

«Зачем это, Димми?»

Ее взгляд был кротким, как у ягненка.

– Agnus Dei, – прошептал Дэмьен и, наклонившись, ударил себя в грудь. – Агнец Божий, уносящий с