Меня возьмите! — раздались крики.

«Что бы это значило?» — Папа тоже вскочил и побежал за теми, которые вздымали руки к лебедям и взывали к ним.

И только один маленький, кругленький, с лысинкой на голове, размахивал руками и кричал:

— Граждане ада, не унижайтесь! Долой лебедей, долой Ангелов! Сомкнем ряды!..

Но на него не обращали внимания. И вот лебеди оказались рядом с Иваном Грозным. Возглас изумления единым выдохом испустили адские жители.

— Меня... меня!.. Я только врал и никого не убивал... Я полторы тысячи лет здесь! Сил больше нет, возьмите!

Эти крики раздавались из гудящей толпы, что обступила Грозного и лебедей. Сам Иван Грозный был изумлен. Откуда-то появились люди в блистающих одеждах, с крыльями. Они подошли к Грозному:

— Иване, домогательства ходатая твоего приняты. Тебя ждет Свет.

Грозный вмиг переменился лицом и зарыдал с восклицаниями:

— О Филипп, о Филипп, о брат мой!.. Миг — и царские одежды Грозного были совлечены с него, причем жители ада бросились их делить и, конечно же, подрались. Иван Грозный облачился в такие же одежды, как на крылатых. Слезы лились по его щекам. Иван Грозный оказался среди лебедей, они взмыли вверх, унося его, в потолке прогрохотало, и посланцы Света скрылись с бывшим узником ада.

— Эх-хе-хе, — вздохнул кто-то рядом с папой.

Он вгляделся — ба! Да это же та старушонка, что рукой перед зеркалом вертела да их квартиру бесовской обозвала.

— Ты-то как здесь, бабка?

— Да как и ты! Видел, что значит молитвенник?..

— Видел, да не понял.

— Да чего ж не понять — святой митрополит Московский Филипп, которого замучил Ивашка Грозный, отмолил у Христа своего мучителя, вымолил для него Царствие Небесное.

— Как? Грозный его замучил, а тот для него Царствие выхлопотал?

— А как же еще, милый? — очень удивленно посмотрела на папу бабуська. — Это же единственная надежа наша, наши молитвенники, там, в живой жизни.

«А кто ж за меня просит? — подумал папа. — Жена и дочь? Да я ж запретил им!» И никто в мире не знает, что он здесь, никто не думает о нем. Да ведь это ужас — что может быть хуже?! Нет даже проблеска надежды, ибо ты сам зарубил ее там, на земле.

— Эй! Вытащите меня отсюда!

Ударились слова о потолок, ахнули по ушам пятерым зевакам, что Чингисхана дразнили.

— О! — заорали они и бросились к папе. — И этого повесим! Лет на тыщу!

Папа оцепенел, но, быстро придя в себя, пустился наутек:

— За что? За что?!

— За то, — спокойно ответил давно молчавший внутренний голос.

Преследователи настигали. Что ж делать-то?! Смрад тухлых яиц, виселицы, кости, телепросматриватели тоже обрели ноги — да за папой. «Все, пропал». И вдруг вспомнил папа, что крест на нем, который отец Василий надел. Но только он хотел взять его в руку, как лапа «хранителя» схватила его кисть, не давая руке приблизиться к кресту. Все!.. Да уж не сплю ли я? Да ведь я же сплю. Сплю! Просыпайся!!!

Папа кузнечиком вспрыгнул с кровати и замер стоя. Что это было? Неужто только сон? Уф! Папа сел на кровать и тихо засмеялся, радуясь, что весь пережитый кошмар — сон. А была, между тем, ночь. Да-да, папа проспал до ночи. Мама и Катя лежали вместе на тахте. Он подошел к ним, нагнулся и вдруг увидел, что с его шеи свисает крест на веревочке. В лунном свете он красиво поблескивал. Папа выпрямился, посмотрел