— Вылечили, и ваш муж присутствовал и помогал: он держал его.

— Представляю, — прошептала мама.

— Нет, не представляете; и не надо. Не надо вам думать о бесах и бесноватых — надо думать о себе.

— Я понимаю.

— Простите меня, окаянного. С праздником.

— И вас также.

— О чем ты говорила с батюшкой Василием, мама? — спросила Катя.

— О папе и о себе.

— А обо мне?

— Да про тебя и так ясно.

— Что ясно?

— Ясно, что у тебя все чисто и ясно, — мама вздохнула и погладила Катю по голове.

— А у тебя и у папы?

Мама с любовью посмотрела на мужа, подошла к нему, погладила по голове.

— Бог даст, и у нас все будет так же. Давай посидим помолчим, пусть папа поспит.

Папа же спал так, что хоть стреляй — не разбудишь. И как только он заснул, сразу увидел своего врага — Понырева. Понырев почему-то ехидно улыбался.

— Что ты улыбаешься? — спросил папа.

— А у меня вот что есть, — сказал Понырев и показал папе сначала золотую монетку, а потом язык.

Папа ему тоже язык показал и спросил:

— А где ты ее взял?

— А мне ее двойник дал. — Рядом с Поныревым возникло зеркало, точно такое же, как бабушкино. — Вот этот двойник, — из зеркала высунулась бесовская харя и заржала. — Спроси у своего, он тебе тоже даст. Это ж он тебе отдаст твою монетку.

— А если моя, то почему она у него?

— А так положено.

Рядом с папой появилось такое же зеркало, а в зеркале его знакомое отражение.

— Чего тебе? — спросила морда папу.

— Отдай монетку.

— А зачем?

— Тебя забыл спросить! Она моя.

— Бери, раз твоя, — ответил тот и гадко засмеялся.

Монета красиво поблескивала золотом и приятно тяжелила руку. Вдруг папа заметил, что бес из зеркала Понырева подозвал того когтем и что-то ему шепчет.

— Что он шепчет? — спросил папа своего.

Тот опять дико захохотал.

— И почему вы все хохочете?

— Так весело жить, на вас глядючи, у-тю-тю, радость ты моя, — морда высунулась из зеркала и потянулась к папе. Тот отшатнулся.

— Пошел! Говори, что он Поныреву шепчет.