словам, особенно про Бога.

— Будь же ты логичным, — закончила она.

Упоминание про логику притормозило папин инопланетянский пыл. Логику папа уважал. По крайней мере так ему казалось.

Логика, доложу я тебе, мой читатель, это прелюбопытная наука. И очень правильная, и очень интересная. Тот, кто рассуждает логически, рассуждает правильно.

Это вот что значит.

Число «три», говорят тебе, больше числа «один», а число «четыре» больше числа «три». Ага! — рассуждаешь ты. Число «четыре», значит, больше числа «один». Коли ты так ответил, то ты рассуждал логически. Наука логика тебе тут повиновалась. Еще пример. Тебе говорят: «Рыба должна обязательно уметь плавать». Еще говорят. «Кролик плавать не умеет». И спрашивают: «Кролик — это рыба или нет?» Ты, конечно, отвечаешь: «Нет, потому что он не умеет плавать». Против логики не пойдешь, как ни крути. И если кто-то упирается и говорит, что кролик — это рыба, потому что... да без всяких «потому что» — рыба, и все тут, — то что можно сказать про этого человека? Одно из двух можно про него сказать: или он ненормальный, или шельмует — уж очень ему хочется, чтоб кролик рыбой был, вопреки рассудку.

И мама смело на такое шельмование мужнино указывала, когда призывала его быть логичным. Отказывался он быть логичным, коли, глядя на свою бесовскую башку, надо было Бога вспомнить. У взрослых, кончивших два института, это называется «отстаивать материалистический взгляд на вещи».

Слово «материалистический» ты вполне можешь прочитать по слогам. Я сам его так читаю. Давай-ка еще чуть-чуть отвлечемся и посмотрим на это слово поближе. Поверь, мне самому не слишком это приятно, но должны же мы, наконец, понять, почему папу так закрутило! Так вот, есть люди, которые называют себя ма-те-ри-а-ли-ста-ми. Уф! Они говорят, что все, что мы видим, щупаем, нюхаем и слышим, — все это «ма-те-рия». Не та материя, из которой твоя одежда сшита. «Материальный» — это у них общее название того, из чего весь мир состоит, вроде как «деревянный» — общее название для стола, стула, табуретки и гардероба. Ну, да Бог бы с ними, если б они этим довольны были. Но они говорят так: «Материя была всегда и будет вечно» (точно измерили неизмеримое). Но они еще говорят: «Она (материя, конечно) саморазвивается». Это суп-то, оказывается, когда его хозяйка на огонь ставит, — саморазвивается. И бревно, гниющее в лесу, — тоже саморазвивается. Только вот с чего бы это мертвой материи саморазвиваться начать? Суп-то есть кому на огонь поставить. Но самое-разсамое у них вот что: сознание (то есть разумная сила души нашей), оказывается, получилось из материи, из мертвых вещей, значит. «Материя, — говорят они, — первична, а идея, мысль — вторичны». Вроде как сначала был стол, а потом уже — идея столяра этот стол сделать. Суп-де сварился прежде, чем хозяйка задумала идти в магазин, продукты для него покупать. Или домик, на бумаге нарисованный (тоже материя), сначала уже был (откуда?!), а потом ты задумал его нарисовать! Умора.

Вряд ли после этого отступления-разбора ты понял, почему это папу закрутило. Но я тоже пока этого не понимаю.

Итак, чуть только поохладился папин пыл, раздался звонок в дверь. Это пришли Катя с Васей. Не хотелось родителям сейчас никаких Катиных гостей, но что делать — не выгонять же! Когда папа узнал, что Вася пришел в зеркало глядеться, то воскликнул:

— Ин-те-рес-нень-ко! У нас что — комната смеха, комната кривых зеркал?! Теперь к нам вся улица повалит?!

Мама тоже была недовольна. Но Катя сказала:

— А что такого? Пусть люди полюбуются на себя, какие они есть. А вся улица не повалит.

— Еще как повалит! — возразила мама. — Ты, Вася, посмотри, раз уж пришел, но, пожалуйста, никому не говори.

Когда Вася глянул на себя, то сначала, конечно, обомлел, а потом расхохотался. Он корчил страшному своему изображению рожи, оно в ответ отвечало такими, что Катя смотреть не могла, а Вася смеялся еще больше.

— Вась, а ты крещеный? — тихо спросила Катя.

Вася сквозь смех ответил:

— Не-а, а зачем? Меня однажды бабка взяла в церковь, так ее папка из дому выгнал.

Тут Катя подошла и встала рядом с Васей. Вид прекрасного, сверкающего белизной и легким румянцем лица Кати ошеломил сорванца. Смех застрял в его горле.

— А ты?.. А чего это ты такая?! — только и нашелся спросить Вася.

— А того, что я крещеная