записать в него время завтрашней встречи. Это она запомнит. Однако пришло время обновить планы на будущее, взвесить шансы, оценить перспективы.

Исходя из того, что только что сказал Стейнер, встретиться с Клейборном едва ли удастся. Придется довольствоваться тем, что сможет рассказать о нем сам Стейнер. Так что вычеркиваем Адама Клейборна, доктора медицины. И Боба Питерсона вычеркиваем, и доктора Роусона; что же касается людей вроде преподобного Арчера, нет смысла даже записывать сюда их имена.

Хэнк Гиббз? Возможно, стоило поговорить с ним еще раз, равно как и с шерифом Энгстромом, если только удастся найти щель в его броне. Пока этот маленький человек казался ей Ахиллом, лишенным уязвимой пяты.

Кто же оставался? Эми не задумываясь отвергла идею побеседовать с родителями Терри Доусон. Не было нужды эксплуатировать их скорбь и делать сенсацию из печали друзей и одноклассников жертвы. Не такая это будет книга.

Но какая? Это Эми и пыталась понять, пробегая глазами записи. По правде говоря, пока у нее набралось не много нового материала — возможно, потому, что его и не существовало. Не исключено, что этот адвокат, Чарли Питкин, знал, где закопаны тела, но что-то подсказывало ей, что он не будет ради нее заниматься гробокопательством. Сенатор штата не станет разбрасываться секретами, а судя по тому, что рассказал Отто Ремсбах, старина Чарли вообще не имел привычки разбрасываться чем- либо.

Эми подумала об Айрин Гровсмит, о Дорис Хантли, о секретарше доктора Роусона — как ее там, Мардж, Марджи? — но тотчас отвергла их всех. Капитана Бэннинга тоже можно было не брать в расчет: она его пока не видела, но, даже если бы им удалось встретиться, велика вероятность того, что он оказался бы кем-то вроде Энгстрома.

Дик Рено — не Энгстром, это уж точно, но Эми уже знала, чего от него ждать. А если она задержится здесь еще на пару дней, то, возможно, и уступит ему — просто так, от скуки. Так что и его можно было вычеркнуть: меньше всего Эми сейчас хотелось обременять себя связью с помощником шерифа из провинциального городка и его проблемами. Книга все-таки будет о деле Бейтса, а не о переживаниях по поводу бывших жен или опеки над одиннадцатилетними мальчиками. Ты хороший парень, Дик Рено, но сейчас у меня нет времени, чтобы влюбляться или влюблять кого-то в себя; ступай плакаться в другую жилетку, не в мою.

И тем не менее Эми понимала, что она в известной мере обязана ему, после того что он рассказал ей за ужином о планах Отто Ремсбаха. Они наверняка найдут отражение в книге, ведь и сам Ремсбах ронял некие намеки прошлым вечером — правда, только намеки. Эми была уверена, что, если постараться, можно выудить у него кое-что еще.

Но когда? Это было проблемой. Даже если бы у нее не была назначена встреча со Стейнером, которая связывала часть ее дня, Ремсбах наверняка будет день и ночь занят подготовкой к послезавтрашнему Великому Открытию. Таким образом, ей не оставалось ничего иного, как дождаться окончания церемонии. Как ни странно, за время пребывания в городе ее отношение к этому мероприятию изменилось.

Когда она только приехала сюда, присутствие на этой церемонии было для нее делом номер один, но теперь она уже не считала, что это обязательно. Эми задумалась, почему так произошло. Возможно, это было следствием враждебного отношения, которое она ощущала в этом городе, в загородном клубе или во время сегодняшней заупокойной службы? Если так, то появление на Великом Открытии станет для нее еще одним испытанием. И, по правде говоря, совсем не обязательно через него проходить. Сколько бы посетителей ни собралось, это событие все равно привлечет множество газетчиков, не говоря уже о радио и телевидении. Соответственно, информации в прессе будет более чем достаточно, чтобы можно было узнать все в подробностях, включая самые кровавые из них.

Эми, впрочем, интересовало не это. Ее интересовали подробности реконструкции дома и мотеля. Насколько подлинными были эти сооружения, сохранились ли какие-то элементы первоначальной постройки и использовались ли они при возведении новой, передает ли обстановка атмосферу того места, где жил Норман — и где умерли те, другие?

Сложный вопрос, но ответ казался простым. Надо было только сходить туда и осмотреть все самостоятельно. Не в одиночку, конечно, но и не в составе экскурсионной группы. Ей нужно лишь изучить то, что ее интересует, изучить внимательно и не спеша.

Эми еще раз оценила возможности. Завтрашний день отпадает. Послезавтра Великое Открытие, этот день тоже отпадал. Даже если она передумает и останется здесь еще на день, в доме и мотеле все равно будет полно народу и она не сможет побыть там одна. Необходимо было придумать что-то другое.

А точно ли завтрашний день отпадает? Насколько она помнила, ее единственным делом на завтра была встреча со Стейнером в середине дня. То, что Ремсбах будет занят весь день, — это всего лишь предположение, хотя и вполне резонное. А что если она сумеет уговорить его выкроить для нее время и отвезти ее туда утром или после встречи со Стейнером?

Эми взглянула на часы: было двадцать две минуты десятого. Еще не поздно позвонить ему…

Для кого-то другого, вероятно, не поздно. А для нее — поздно. Поздно, после того как она бросила его в клубе. Все, что ей оставалось, это набраться наглости, снять трубку, позвонить и сказать: «Эй, Толстяк, помнишь меня? Точно, это Эми Хайнс, та самая, что бросила тебя на виду у твоих приятелей вчера вечером. Знаю, ты завтра занят, но почему бы тебе не бросить все и не отвезти меня к дому Бейтса, когда я буду готова?»

Эми покачала головой. Едва ли Толстяк на это купится. Но какие еще были варианты?

Нахмурившись, она подошла к окну и стала смотреть на плоскую крышу внизу. Небо еще больше затянуло тучами, лишь на мгновение показался полумесяц и тотчас снова исчез. И хмурое выражение сошло с ее лица.

Полумесяц. Женский сексуальный символ. Но какое отношение он имел к ее ситуации? Почему она вдруг подумала о «Клиентах или траурных лентах»?

Из-за Бонни Уолтон, вот почему. Да, Эми написала эту книгу, но Бонни ее прожила. Она не проводила время грезя о женских сексуальных символах, и если что-то и знала об окружающем ее мире, то совсем немного. И столкнись она с подобной проблемой, она тотчас бы ее разрешила.

И так же следовало поступить Эми. Все, что для этого требовалось, — это мыслить как Бонни. Когда она писала книгу, влезть в шкуру Бонни было довольно легко. Теперь пришло время использовать этот метод с практической целью.

Представим себе, что Бонни оскорбила клиента, бросив его при свидетелях, а теперь ей понадобилось, чтобы он оказал ей услугу.

Тут необходимо было сделать всего два шага, и последовательность была очевидной: сначала нужно извиниться, потом попросить. Но Эми не требовалось влезать в голову Бонни Уолтон только для того, чтобы узнать это. Ей также было понятно, что Ремсбах не примет ее извинений и не исполнит ее просьбу. Если только…

— Не по телефону, дура!

Эми вздрогнула. Интересно, это она стала сейчас Бонни Уолтон или Бонни стала ею? На мгновение Эми показалось, будто она и в самом деле услышала голос Бонни.

Так или иначе, она знала, как поступила бы Бонни. Чтобы получить прощение Отто Ремсбаха, нужно не просто извиниться перед ним, а предстать перед ним лично, лицом к лицу, и долго гладить его по шерстке. Просьба об одолжении неизбежно сопряжена с физическим присутствием, возможно даже с некоторой физической активностью. Всего чуть-чуть — сама мысль об этом вызывала отвращение. Звонок все равно был необходим, но лишь как способ получить доступ к обиженному тобой клиенту.

Так рассуждала бы Бонни, а Бонни была смышленой девочкой. Эми вспомнила, как та однажды сказала: «Все люди делятся на три типа: проститутки, сутенеры и клиенты».

И Эми сняла трубку.

Теперь она знала, кем она была.