— К тому же он хочет увеличить тираж по крайней мере на десять тысяч экземпляров.
Перна подпрыгивает на стуле:
— И чего вы ждете? Когда вы представите меня ему?
— Спокойно, спокойно. Биндони не захотел с ним знаться, он сказал, что это слишком большая рыба, что нас попросту раздавят…
— Его действительно раздавят! Из-за его глупости! Кто этот банкир, как его зовут?
— Это маран, сефард португальского происхождения. Жоау, или Жуан, Микеш: он вел дела императора… Он живет в палаццо на Джудекке.
Перна вскакивает:
— Пусть Биндони обосрется. Говорил же я тебе,
Франческо Строцци. Римлянин. Образованнейший, культурнейший человек, читал Лютера.
Джироламо Донцеллини. Римлянин. Образованный, скрытый лютеранин. Знаток древнегреческого. Занимается новой наукой. Он начинал на службе у кардинала Дуранте де Дуранти. Бежал из Рима, потому что испанский монах, работавший переписчиком, выдал его инквизиции.
Пьетро Кокка. Интеллектуал из Падуи. Обладатель одной из самых обширных и структурированных библиотек во всей Венецианской республике. С энтузиазмом приобрел и
Эдмонт Харвел. Английский посол в Венецианской республике. Повертел томик в руках, озадаченный и воодушевленный одновременно. Он изучал меня с большим вниманием, чем остальные, стараясь понять, кто я такой.
Бенедетто дель Борго, юрист, Маркантонио дель Бон, Джузеппе Саттори, Никола Александрийский.
Состоятельные образованные люди, обожающие Кальвина и самих себя.
Идиоты.
Бесполезные идиоты.
Они не обращают внимания на расставленные сети и подводные камни, они обожают лишь собственный словесный понос и обсуждение красивых идей. Им предназначено стать первыми жертвами в войне идей.
Их дыхание должно смутить умы уважаемых людей, затуманить салоны. Даже хорошо, что они сами не понимают, о чем рассуждают, важно, чтобы они продолжали говорить.
В тумане разрастающейся распри будут незаметны наши маневры.
Открываются новые перспективы, более широкие. Известия, приходящие с Тридентского собора, подтверждают очевидную слабость чересчур честных спиритуалистов. Они не бойцы, они лишь отражают мнение о церкви всех этих венецианских писателей и интеллектуалов. Нужно хорошенько потрясти их, но как? Я никогда не претендовал на то, чтобы разыгрывать столь грандиозную партию, а еще меньше предвидел, что у меня будет столь могучий союзник, как еврей Микеш, не меньше меня заинтересованный в сдерживании наступления инквизиции.
Какой будет моя роль? Оставаться незамеченным, чтобы другие могли идти в битву? Подталкивать спиритуалистов так, чтобы они сами не подозревали об этом?
В общем, стоит наблюдать за вражеским лагерем: распылять его силы, выявлять вождей, попытаться понять стратегию.
ГЛАВА 16
На этой земле, которая и не земля вовсе, яркие цвета постоянно привлекают взгляд, как вызов, а повседневная одежда людей своими шутовски геометричными формами кажется предназначенной для дезориентации прохожих. Пудра, смешанная с румянами, высокие головные уборы, фантастические декольте и просто невероятная обувь. На каждой улице все постоянно проявляют сильнейшие эмоции и срываются, что выливается в неожиданные вспышки гнева, столь дорогие лишь жителям этого уникального города мира.
На этой земле, которая и не земля вовсе, женщины обладают властью менять развитие истории, благодаря постоянному взрывному воздействию на разум усталых мужчин. Что в очередной раз, как это уже было неоднократно, подтверждает мое искреннее убеждение в их необычайной силе, которую они черпают из — увы! — недоступных нам источников.
На этой земле, которая и не земля вовсе, где повсюду царят любопытство и напряжение, вызывающие сильные чувства, мне предстоит встреча с той, чья слава более всего подтверждает справедливость моих рассуждений, — с донной Беатрис Мендес де Луной.
Меня принимают в одном из роскошных салонов палаццо Микеша. Диваны с изящными подлокотниками задрапированы дорогими шелками, арабские ковры на стенах прекрасно сочетаются со сценами из фламандской жизни Брейгеля Старшего. Одна гравюра маэстро Дюрера, очаровательнейший портрет Тициана, изображение грандиозного местного празднества и инкрустированные шкатулки неутомимых венецианских резчиков, первыми встающих и ложащихся с последними колоколами местной колокольни, прозванной в их честь Марангоной.[78]
Горящие черные глаза пытливо изучают меня. Мастерски отшлифованная зрелость испанской женщины с лицом, обрамленным волосами цвета воронова крыла с еле заметными седыми прядями, изысканная грация и приятное обхождение, не вызывающие страха. Белоснежные зубы, демонстрируемые во время двусмысленной молчаливой улыбки, которой меня приветствуют. Отрепетированным движением она поднимается с дивана, чтобы провести меня в комнату, по-кошачьи вытягивая словно вырезанную резцом скульптора шею — настоящая жемчужина Востока.
Я кланяюсь.
— Лодевик де Шалидекер, немец, который произвел такое впечатление на Жуана, моего любимого племянника, в конце концов! Немец, но с фламандским именем, и с каким именем! Главного врага церковных и гражданских властей Антверпена в те тревожные времена, когда я покидала эту страну страшной жадности и неустанного труда. Какие неожиданные предположения могут вызывать имена, вы не находите? Люди, как правило, так сильно к ним привязаны, но стоит пройти несколько крещений… и не одну страну, чтобы понять, как полезно и необыкновенно приятно иметь их множество. Вы согласны со мной?
Слегка касаюсь губами руки, украшенной кольцами. Меня бросает в холодный пот.
— Без сомнения, донна Беатрис. Я научился судить о людях по мужеству, которое они проявляют, а не по имени, которое они носят. Для меня огромная честь — познакомиться с вами.
— Мужество. Хорошо сказано, господин Людовико, это имя вас вполне устраивает, не так ли, Людовико? Хорошо сказано. Пожалуйста, садитесь сюда, рядом со мной. Я тоже очень ждала встречи с вами, и вот, наконец, вы здесь.
Перед нами — низкий инкрустированный столик с серебряным подносом, его роскошные ручки выполнены в форме переплетенных змей, на нем — ароматный настой из трав.
— Все, что связано с вами, настолько загадочно, вы понимаете? — Она поднимается, чтобы разлить настойку в большие фарфоровые чашки. — Не буду удаляться от темы, но замечания на ваш счет, догадки моего племянника, мягко говоря, вызвали у меня удивление. Ваши контакты, прошлые и настоящие, аура тайны, которую вы излучаете, и пути, по которым вам довелось пройти, — все это, вместе взятое, вызывает глубочайший интерес. Поверьте мне, есть много причин, по которым я настояла на этой встрече, и главная из них — я надеюсь, вы не обидитесь — состоит в том, чтобы рекомендовать вам большую осторожность во всем, что вы делаете: во всех ваших поступках, словах, даже в мыслях. Умоляю вас, не пренебрегайте моим
