Кардинала, и я разделяю с вами эту печаль. Тем не менее должен напомнить вам, что по данному случаю было вынесено заключение «суицид» и в результате полицией не было заведено дело. Следовательно, никакого расследования не проводится. Повторяю: никакого расследования. Всякий, кто станет использовать ресурсы полиции, для того чтобы попытаться прийти к иному заключению по данному случаю, тем самым нарушит Закон о полицейской службе и понесет соответствующее наказание.
Сразу бросалось в глаза, что имя Кардинала списке адресатов отсутствует; письмо переслал ему Арсено. Сейчас Арсено махал ему, вызывая в коридор, соединявший отдел уголовного розыска с комнатой экспертов.
— Хотел с тобой обсудить кражу в «Целлерсе», — во всеуслышание объявил Арсено.
Кардинал отправился за ним в экспертизу. Коллинвуда не было, и в помещении они оказались вдвоем.
— Я проверил отпечаток по базе, — сообщил Арсено.
— Видимо, сейчас мы не можем об этом говорить.
— Почему? Что, воздух принадлежит полицейской службе?
— Ей принадлежит время.
— Ничего. Кендалл покинул здание. — Он ткнул большим пальцем в окно, в сторону парковки. — Только что видел, как он отбыл в лимузине.
— Спасибо, что переслал мне это письмо. Я не хочу, чтобы из-за меня у кого-то были неприятности.
— Забудь. Кендалл — лапочка. В общем, я просто хотел тебе сообщить, что по этому отпечатку результат отрицательный.
— Вообще ничего?
— Ни на местном уровне, ни на федеральном. Полный ноль.
— Ладно. Все равно нужно было попытаться.
— У меня есть еще несколько линий, по которым я мог бы пройтись. Хочешь, чтобы я продолжал?
— Только постарайся, чтобы Кендалл не узнал.
Кардинал посмотрел, что пришло на его имя по почте и по телефону, и уселся за свой стол. С фотографии в латунной рамке на него, улыбаясь, смотрела Кэтрин — с той же улыбкой, которая заставила его сердце перевернуться, когда они впервые встретились. Кардинал выдвинул средний ящик стола, убрал туда снимок и задвинул ящик.
Он стал приводить в порядок входящую корреспонденцию: вызовы в суд, офисные циркуляры, сообщения о слушаниях в комиссии по условно-досрочному освобождению, выписки по его пенсионному счету, сведения из бухгалтерии и многочисленные неклассифицируемые материалы, которые отправились непосредственно в корзину для бумаг.
Он потянул на себя средний ящик, вынул фотографию и снова утвердил ее в углу стола.
— На этот раз ты действительно здесь?
Делорм бросила портфель на свой стол. Она выглядела усталой и недовольной, губы были чуть надуты, но для Делорм ничего необычного в этом не было.
— Я вернулся, — ответил Кардинал. — По крайней мере, физически.
Делорм села и подкатилась на своем кресле поближе к нему.
— Можно я тебе расскажу об одном деле, вдруг оно тебя немного отвлечет?
— Ну-ка?
Она стала вытаскивать папки из портфеля.
— У меня есть место преступления, но нет свидетелей, нет жертвы и нет исполнителя. Ты хорошо разбираешься в детском порно?
— У меня было не очень-то много таких дел. Кесвик, помнишь его?
— Кесвик — это еще ерунда. Приготовься, у меня есть для тебя кое-что сногсшибательное.
35
Леонард Кесвик, сидя на кушетке, наклоняется вперед, стискивая и вертя изорванную салфетку. Он имеет более или менее шарообразную форму и выглядит ослабевшим и упавшим духом, словно частично сдувшийся футбольный мяч. Глаза у него большие и влажные, чуть навыкате, как у собаки-ищейки. Он скорбно глядит в невидимую камеру.
— Не знаю, что мне делать, — говорит он. — Не знаю, куда обратиться с этой проблемой.
— Что ж, вы обратились сюда, — отвечает доктор Белл на экране. — Начало положено, не так ли?
— Да, но что-то я никак с этим не справлюсь. Прошло уже несколько месяцев, а мне не стало лучше.
Пересматривая эту сцену год спустя, доктор Белл кивнул в знак согласия. «Потому что ты и не хочешь улучшения, — негромко произнес он — не на экране, а вживую. — Ты просто не готов это признать».
В кабинете зазвонил телефон, и доктор Белл нажал на паузу. Он настроил автоответчик так, чтобы тот включался после первого гудка, так что он мог отслеживать сообщения. Он знал, кто это. Она уже звонила дважды, и второе послание было значительно более отчаянным, чем первое.
— Доктор Белл? Это Мелани. О господи, вы, наверное, в больнице или заняты с другим пациентом. Пожалуйста, перезвоните мне, как только это получите. Мне очень, очень плохо…
— Разумеется, тебе плохо, — произнес доктор Белл в пространство. — Тебе вечно плохо.
— Я боюсь, что на этот раз действительно могу это сделать. Я не могу перестать об этом думать.
Белл сцепил руки за головой и заявил, обращаясь к потолку:
— По-моему, имеет место реальное продвижение.
— Пожалуйста, перезвоните, как только вы это получите. Пожалуйста. Простите. Мне просто нужно… мне просто… Пожалуйста.
— «Пожалуйста-мне-просто, пожалуйста-мне-просто, пожалуйста-мне-просто…» — передразнил ее доктор Белл. — Дай-мне-дай-мне-дай-мне. Мне-мне-мне.
— Я опять увидела отчима, и в этом было что-то такое, из-за чего я словно перешагнула через край. Все стало такое черное. Абсолютно черное, я с трудом дышу. Пожалуйста, перезвоните, когда вы это получите.
Робкий щелчок: она положила трубку.
Белл откинулся на спинку кресла и нажал «Воспроизвести».
— С чем я не могу справиться, — говорит Кесвик, — так это с тем, какой я становлюсь беспомощный, когда дело доходит до этого. И все накатило так неожиданно. Понятно, в детстве я смотрел порножурналы, как и все. Смотрел их, пока учился в колледже, и немного после колледжа. Но журналы — это другое. В журналах все, в общем, нормально: взрослые женщины, взрослые мужики. Я же не кидался тогда искать то, на что смотрю теперь!
— Я вам верю, — откликается доктор Белл. — Есть люди, страдающие патологическим пристрастием к «И-Бэй»,[54] к онлайновым магазинам, к виртуальным азартным играм, — люди, у которых не было проблем в этой сфере, пока в их жизнь не вошел интернет.
— Да, потому что раньше вам пришлось бы пуститься на всякие ухищрения, чтобы сделать что-нибудь такое. Посмотрим правде в глаза: раньше в Алгонкин-Бей трудно было стать покупателем, помешанным на шопинге. Что вы могли — скупить всю коллекцию лыжных брюк? То же и с азартными играми. У нас тут нет ни одного казино. Максимальный ущерб, какой вы могли бы себе причинить, — разориться на лотерее. Но это… Эта штука — непосредственно у меня дома. Как если бы шкафы у меня в спальне и в кабинете стали
