– Мисс Фели, – вскричала девушка, падая перед мисс Офелией на колени и цепляясь за подол ее платья, – пойдите к мисс Мари, умоляю вас! Будьте моей заступницей! Мисс Мари посылает меня на порку. Вот, смотрите! – И она протянула мисс Офелии сложенную вдвое бумажку.
Это была записка, написанная изящным почерком Мари и адресованная специальному заведению для порки рабов, с просьбой дать подательнице сего пятнадцать ударов плетью.
– В чем же ты провинилась? – спросила мисс Офелия.
– Ах, мисс Фели, вы же знаете, какой у меня скверный характер! Я примеряла мисс Мари платье, и она ударила меня по лицу… А я, не подумавши, наговорила ей дерзостей. Мисс Мари сказала, что она больше не желает этого терпеть и приструнит меня раз и навсегда, чтобы я не смела зазнаваться. И вот написала эту записку и велит мне самой отнести ее. Уж лучше бы она убила меня на месте!
Мисс Офелия молчала, размышляя, как ей поступить.
– Если бы вы или сама мисс Мари меня высекли, это еще ничего, я стерплю, – продолжала Роза. – Но, мисс Фели, вы подумайте – мужчина будет меня сечь! Срам-то какой!
Мисс Офелия знала о существовании специальных заведений, куда посылают на порку женщин и молодых девушек. Но одно дело знать, а другое видеть перед собой несчастную, которая дрожит от страха в ожидании такого позора. И сердце мисс Офелии забилось от негодования, щеки ее вспыхнули. Однако обычная выдержка не изменила ей, она овладела собой и, сжав записку в руке, сказала Розе:
– Побудь здесь, дитя мое, а я пойду поговорю с хозяйкой.
«Чудовищно! Позор! Неслыханный позор!» – восклицала она мысленно, направляясь в гостиную.
Мари с распущенными волосами полулежала в кресле, няня причесывала ее, а Джейн, сидя на полу, растирала ей ноги.
– Как вы себя чувствуете сегодня? – спросила мисс Офелия.
Мари испустила глубокий вздох, закрыла глаза и, выдержав паузу, ответила:
– Ах, кузина, я и сама не знаю! Лучше мне, вероятно, уже никогда не будет! – И она поднесла к лицу батистовый платочек, обшитый широкой траурной каймой.
– Я пришла… – начала мисс Офелия, покашливая тем сухим, коротким кашлем, которым обычно предваряют неприятный разговор. – Я пришла поговорить с вами относительно бедняжки Розы.
Мари сразу открыла глаза, и ее бледные щеки вспыхнули.
– А что такое? – резко спросила она.
– Роза раскаивается в своем поступке.
– Ах, вот как! Рано она об этом заговорила. Получит по заслугам, тогда еще больше будет раскаиваться. Я не намерена терпеть наглость этой девчонки. Она за все теперь поплатится и впредь будет умнее!
– Неужели нельзя придумать ей какое-нибудь другое наказание, не такое позорное?
– Пусть терпит позор! Пусть! Я этого и хочу. Она зазналась! Возомнила себя невесть какой деликатной барышней, забыла, кто она такая! А теперь я ее проучу как следует.
– Вы ответите перед богом за такую жестокость! – горячо воскликнула мисс Офелия.
– Жестокость? Я приказала дать ей только пятнадцать ударов, да и то не очень сильных! И вы называете это жестокостью?
– А как же это назвать? Я уверена, что всякая девушка на ее месте скорее согласится пойти на смерть, чем терпеть такой позор!
– Не судите об этих тварях по себе. Для них это дело привычное. С ними только так и можно управляться, а дай им волю, они тебе на голову сядут. Нет! Довольно церемониться со служанками! Я их всех до единой туда отправлю, если они будут со мной вольничать. Пусть так и знают! – И Мари с победоносным видом огляделась по сторонам.
Джейн съежилась и вобрала голову в плечи, как будто эта угроза относилась непосредственно к ней. Минуту мисс Офелия сидела с таким видом, словно она проглотила какое-то взрывчатое вещество и ее того и гляди разорвет на части. Потом, поняв всю бесполезность этого разговора, решительно сжала губы, поднялась и вышла из комнаты.
Нелегко было мисс Офелии признаться Розе, что ее заступничество ни к чему не привело. А вскоре в комнату заглянул один из негров и, сказав, что хозяйка велела ему проводить Розу в заведение для порки, увел несчастную девушку, несмотря на все ее мольбы и слезы.
Прошло еще несколько дней. Том стоял, задумавшись, на веранде, когда к нему подошел Адольф, безутешный после смерти Сен-Клера. Адольф всегда чувствовал, что мисс Мари относится к нему с неприязнью, но при жизни хозяина его это мало тревожило. Зато теперь он дрожал за свою судьбу, не зная, что его ждет в ближайшем будущем. Мари уже несколько раз совещалась со своим поверенным и, списавшись с братом Сен-Клера, решила продать дом и всех невольников мужа, а тех, которые принадлежали ей лично, увезти с собой на отцовскую плантацию.
– Знаешь, Том, ведь нас всех продадут, – сказал Адольф.
– Откуда ты это слышал? – спросил Том.
– Я спрятался за портьерой, когда хозяйка разговаривала со своим адвокатом. Через несколько дней нас отправят на аукцион.
– Все в руках божьих! – тяжело вздохнул Том.
– Такого хозяина у нас больше не будет, – уныло продолжал Адольф. – Да пусть продают, все лучше, чем оставаться без него у нашей хозяйки.
Том отвернулся. Сердце у него сжалось от боли. Надежда на свободу, мысли о далекой жене и детях мелькнули в его сознании и тут же погасли. Так моряк видит с гибнущего у родных берегов корабля крыши своего селенья, церковный шпиль… они мелькают перед ним на миг, а потом навсегда скрываются за бурной