– Ну, что вы о них скажете? – обратился к нему какой-то человек, видимо, не полагаясь на правильность собственной оценки.
– Я буду торговать тех, что помоложе, да мальчишку, – сказал Гейли и сплюнул.
– Мальчишка и старуха идут вместе.
– Еще чего! Кому нужны эти мощи? Она только даром хлеб будет есть.
– Значит, вы ее не возьмете?
– Нашли дурака! Старуха вся скрюченная, полуслепая, да к тому же, кажется, из ума выжила.
– А некоторые все-таки покупают таких. С виду будто и рухлядь, а на самом деле выносливые, крепкие.
– Нет, – сказал Гейли, – мне такого добра даром не надо.
– Жалко разлучать старуху с сыном: она, кажется, души в нем не чает. Может, ее по дешевке пустят?
– Швыряйтесь деньгами, если у вас есть лишние. Мальчишку можно продать на плантации, а со старухой возиться – благодарю покорно, даже в подарок ее не приму.
– Ох, и будет же она убиваться!
– Это само собой, – спокойно сказал работорговец.
На этом их разговор закончился, так как толпа загудела навстречу аукционисту, суетливому приземистому человечку, деловито пробиравшемуся на свое место. Старая негритянка охнула и обеими руками обхватила сына.
– Не отходи от матери, сынок, держись ко мне поближе, тогда нас продадут вместе.
– Я боюсь, мама, а вдруг не вместе! – сказал мальчик.
– Не может этого быть, сынок. Если нас разлучат, я умру! – вне себя от волнения проговорила старуха.
Аукционист зычным голосом попросил толпу податься назад и объявил о начале торгов. Дело пошло без заминки. Негры продавались один за другим и по хорошим ценам, что свидетельствовало о большом спросе на этот товар. Гейли купил двоих.
– Ну-ка, юнец, – сказал аукционист, дотрагиваясь молоточком до Альберта, – встань, пройдись, покажи себя.
– Поставьте нас вместе… вместе… Будьте так добры, сударь! – забормотала старуха, крепко уцепившись за сына.
– Убирайся! – грубо крикнул аукционист, хватая ее за руку. – Ты пойдешь напоследок. Ну, черномазый, прыгай! – И с этими словами он подтолкнул Альберта к помосту.
Сзади послышался тяжкий стон. Мальчик оглянулся, но останавливаться ему было нельзя, и, смахнув слезы со своих больших черных глаз, он вспрыгнул на помост.
Глядя на его прекрасное, гибкое тело и живое лицо, покупатели стали наперебой набавлять цену. Он испуганно озирался по сторонам, прислушиваясь к выкрикам. Наконец аукционист ударил молоточком. Мальчик достался Гейли. Его столкнули с помоста навстречу новому хозяину. На секунду он остановился и посмотрел на мать, которая, дрожа всем телом, протягивала к нему руки.
– Сударь, купите и меня, богом вас заклинаю… купите! Мне без него не жить!
– У меня тоже долго не протянешь, – сказал Гейли. – Отстань! – и повернулся к ней спиной.
Со старухой покончили быстро. Ее купил за бесценок собеседник Гейли. Толпа стала расходиться.
Негры, сжившиеся друг с другом за долгие годы, окружили несчастную мать, которая так убивалась, что на нее жалко было смотреть.
– Последнего не могли мне оставить! Ведь хозяин столько раз обещал, что уж с ним-то меня не разлучат! – горестно причитала она.
– Уповай на господа бога, тетушка Агарь, – грустно сказал ей старик негр.
– А чем он мне поможет?! – вскрикнула она с рыданием в голосе.
– Не плачь, мама, не плачь! – утешал ее сын. – Ты досталась хорошему хозяину, это все говорят.
– Да бог с ним, с хозяином! Альберт, сынок мой… последний, единственный! Как же я без тебя буду?
– Ну, что стали? Возьмите ее! – сухо сказал Гейли. – Все равно она своими слезами ничего не добьется.
Старые негры, действуя и силой и уговорами, оторвали несчастную от сына и повели к повозке ее нового хозяина.
– Ну-ка, идите сюда, – сказал Гейли, подталкивая купленный товар.
Потом он вынул из кармана наручники, надел их на негров, пропустил через кольца длинную цепь и погнал всех троих к тюрьме.
Несколько дней спустя Гейли благополучно погрузил свои приобретения на пароход, ходивший по реке Огайо. Эти негры должны были положить начало большой партии, которую он и его подручные намеревались составить по пути.
Пароход «Красавица река», вполне достойный той прекрасной реки, в честь которой он был назван, весело скользил вниз по течению. Над ним сияло голубое небо, по его палубе, наслаждаясь чудесной