конфискуют.

— Тогда... — выдвинул новую версию Миша, — может, у него все продумано, и в эти дни он продаст дачу другим людям и исчезнет со всеми документами, — ищи ветра в поле.

— Ничего подобного, он никаких документов на продажу дачи не готовил, осматривать ее к нему никто не приезжал, — возразила Оса. — Это не ускользнуло бы от внимания Надежды Яковлевны. А она женщина такая — если бы она уловила хоть малейший слушок, что профессор собирается продать дачу, то не преминула бы сообщить нам об этом!

— Он может делать все очень скрытно... — уперся Миша. — Либо... Вот вам еще идея! Он не собирается никуда исчезать! Он спалит дачу — и получит страховку!

— Куда же он денет своих учеников? — спросил Сережа, мало говоривший и, судя по выражению его лица, напряженно о чем-то думавший.

— Ребята!.. — Саша задохнулся от волнения. — А если он задумал убить своих учеников и подстроить так, чтобы выглядело, будто они погибли при пожаре?

— Семь обгорелых трупов? — недоверчиво проговорил Петя. — Да это ж такая буча начнется, что только держись! Профессор не выкрутится, даже если подстроит все очень хитро!

— Трупов в любом случае будет не больше шести, — сказал Саша. — Я уверен, что этот Слава — его сообщник. Да и кто-то из других учеников, может быть, еще ему нужен.

— Интересно, кстати, куда вчера ездил на велосипеде этот Слава, — заметил Миша. — Не звонить ли, в сторожку? Может, он ведет для профессора все переговоры о продаже дачи?

— Насчет Славы можно порасспросить Надежду Яковлевну, — согласилась Оса.

— Если он опять поедет куда-нибудь на велосипеде, можно попробовать за ним проследить, — сказал Миша.

— Разумно, — согласился Петя. — И еще нам обязательно надо поближе познакомиться с Глебом и Ниной. Рассказать им...

— Поближе познакомиться можно, — медленно проговорил Сережа, нарушив свое молчание. — Но я бы не был с ними особенно откровенен...

— Почему?! — изумились ребята.

— Сейчас объясню. Но давайте установим главное. Что бы профессор ни задумал, ответ и разгадка всей тайны — в тех бумагах, которые он хранит в сейфе. Мы знаем про люк, через который можно проникнуть в дом. Осталось придумать, как добраться до сейфа и открыть его.

— Тоже не хухры-мухры! — хмыкнул Миша.

— Саш, продиктуй, пожалуйста, те цифры, которые ты запомнил, — попросил Сережа, вооружаясь ручкой и бумагой.

Саша продиктовал.

— Что тебе это даст? — удивился он. — Эти цифры абсолютно случайные, и...

— Ничего абсолютно случайного не бывает, — возразил Сережа, надписывая поверх двух последних цифр 47 — то, что, как показалось Саше, составляет конец истинного кода сейфа.

— Брезжит у меня одна догадка, — добавил Сережа после недолгой паузы, как бы отвечая на недоуменные взгляды друзей. — Надо продумать... А теперь о том, почему с Глебом и Ниной надо быть поосторожнее. Они слишком зациклены на том, что профессором куплена вся милиция...

— Но разве это не так? — спросил Миша.

— Если бы это было так, профессору не было бы надобности нас гипнотизировать, — заметил Сережа.

— То есть?.. — вопросила Оса.

— Как это?.. — начал Саша.

— Кажется, я понимаю... — протянул Петя. И хлопнул себя по лбу. — Ну конечно! Сережа, объясни!

— Раз профессор нас загипнотизировал, значит, он боялся, что милиция все-таки может прийти по жалобе Антоныча. Представьте себе, как мы все выглядели бы, если бы поддержали Антоныча и рассказали милиции об огнестрельном ранении, а потом профессор предъявил бы приехавшим милиционерам живую и здоровую Марину! — Сережа выразительно покрутил пальцем у своего виска. — Они решили бы, что мы все «того», и потом, что бы ни произошло, они не поверили бы ни единому нашему слову и ни за что не поехали бы проверять по новой... Это как в известной сказке про пастушка, который все кричал для смеху «волки! волки!», и народ сначала бегал с дубьем и кольем, а потом волки пришли по-настоящему и сожрали пастушка вместе со всеми его овцами, но никто не прибежал ему на выручку, несмотря на все его крики, потому что решили, что он опять разыгрывает... Улавливаете? Вполне возможно, что профессор — ведь он хороший психолог — вовсе не думал, будто Антоныч будет вступать с ним в переговоры, а заранее предполагал, что тот пойдет сдаваться в милицию... и хихикал, потирая руки и радуясь тому, что будет, если Антонычу на этот раз поверят. А представляете, как мы стали бы поддерживать Антоныча, если бы не Саша, на которого не подействовал гипноз и который смог объяснить нам, что произошло! Мы бы с пеной у рта клялись, что видели, как девушка была ранена, и тем самым Окончательно убедили бы милиционеров в том, что они имеют дело с малолетним хулиганьем, вздумавшим шутить глупые шутки с серьезными людьми. После этого профессор мог бы у нас на глазах зарезать человека — нам бы в милиции все равно никто не поверил! Но зачем профессору подстраивать такое, если милиция у него куплена и без крайней необходимости трогать его не станет? Абсолютно незачем!

— Но эти люди говорили с такой убежденностью... — сказал Миша.

— Вот эта убежденность меня и смущает, — Сережа нахмурился. — Понимаешь, людям, переживающим трагедию, — а они переживают трагедию, разыскивают пропавшего племянника, — частенько с пол-оборота начинают мерещиться вокруг подвох, заговор и подкуп. Положим, в первый раз они обратились в милицию, не имея веских доказательств. Там от них отмахнулись: мол, найдется ваш племянничек, сам объявится, — столько молодых людей сбегают из дома с семейными драгоценностями, чтобы прогулять их с друзьями!.. Они стали обсуждать поведение милиции в семейном кругу и сами себя убедили, что она куплена профессором. После этого каждая мелочь стала укреплять их в этом мнении. Кончилось тем, что они разуверились во властях и решили действовать только самостоятельно. У них тоже крыша поехала, а такие люди опасны. Они могут устроить самосуд над профессором — хватанут его топором по черепу, и вся канитель! Представляете, каких дров они могут наломать, если рассказать им про бумаги в сейфе профессора или про что-нибудь еще, известное пока только нам? Поэтому я и говорю, что надо взять их в союзники, но не слишком откровенничать. Ведь и союзникам по оружию каких-то военных тайн не открывают! Петя меня понял с полуслова.

— Да, — кивнул Петя. — Как только ты заговорил об этом, я подумал, что, возможно, нам теперь придется не только от профессора спасать его учеников, но и профессора оберегать от самосуда их разъяренных родственников!

— Но ведь Антоныча изначально не стали слушать в местной милиции, еще при первом обращении... — попробовал спорить Миша. — И Глеб Антонычу на это указал!

— Антоныча здесь все знают как облупленного уже много лет! — рассмеялась Оса. — Я думаю, он обращался в милицию не в первый раз, он и до профессора хаживал жаловаться, и в милиции уже привыкли, что он сам не знает, что несет! Да ты вспомни его собственный рассказ, с чем он ходил в милицию! Какой разумный человек ему поверил бы?

— Но Глеба и Нину тоже слушать не стали... — упорствовал Миша.

— А ты уверен, что они вообще обращались? — спросил Сережа. — Я так понимаю: они приехали заранее убежденные, что и здесь милиция куплена и слушать их не будет. Пока они ждали приема у начальника, они услышали разговор Антоныча с дежурным — и узнали все, что им надо. Решив, что от добра добра не ищут, они просто ушли из милиции и подцепили тебя с Антонычем, дождавшись, пока вы освободитесь!

— Но зайти к ним все равно надо, — сказал Миша.

— А кто ж говорит, что не надо?! — изумился Сережа. — По-моему, мы ясно решили, что берем их в союзники. Единственно, о чем был разговор, — что с ними надо быть осторожнее, не рассказывать всего, что известно нам. И следить за ними получше, чтобы они глупостей не натворили.

— Господи, ну и угораздило нас! — вздохнула Оса. — Кругом одни психи!