Саша услышал, как профессор ухмыльнулся, и у него в груди все закипело от негодования и от обиды за друзей, которым так нагло морочили голову.

— То есть? — не понял парень.

— Все потом! — досадливо отозвался профессор. — Сейчас у нас есть дело поважнее.

— Вы не боитесь, что она... — Голос парня звучал заинтересованно, и Саша понял, что парень смотрит на то, что профессор делает с девушкой. Раз они оба сосредоточили свое внимание на Марине, значит, можно тихонько выглянуть из-под скатерти. И он выглянул, убедившись при этом, что оказался прав. Профессор сидел на стуле возле кушетки, на которой лежала Марина, и делал какие-то пассы руками, а парень увлеченно наблюдал за его действиями.

— Если бы я хоть чего-то боялся, я бы вообще не взялся за все это! — жестко ответил профессор. — Теперь помолчи, не отвлекай меня.

Парень затаил дыхание — как, впрочем, и Саша. Профессор провел ладонью над лицом Марины, потом опять тряхнул рукой в сторону, будто смахивая с кончиков пальцев какую-то гадость, прилипшую к ним. Марина дышала все ровнее и спокойней. Профессор приподнял одну из рук девушки, взвесил в воздухе, проверяя, насколько она расслаблена или напряжена, потом осторожно опустил руку. Еще одно плавное движение ладони — теперь оно началось надо лбом девушки, а завершилось над ее животом. Саше показалось, будто девушка после этого сразу обмякла и живот ее стал более плоским, как бывает, когда выпускаешь воздух и даешь отдых напряженным мускулам.

Профессор недовольно покачал головой. Видно, что-то его не устраивало. Он приподнял веки Марины и поглядел на ее зрачки.

— Гм... Ничего, это уже полегче, — пробормотал он.

Потом он наклонился к уху девушки и негромко, но очень внятно — точно как Петя через несколько часов разбудил Сашу — проговорил:

— Марина, очнись! Восковая кукла тебя ждет.

Марина присела на кушетке, словно внезапно заработавшая заводная игрушка. Она открыла глаза и с недоумением поглядела на профессора.

— Где я? Что со мной произошло?

— Ты ничего не помнишь? — мягко спросил профессор.

— Ничего... — Девушка провела растопыренной ладонью по лицу. — Тени... дети... где были дети? Не дети, а посланцы... — Ее лицо вдруг исказилось такой лютой злобой, что Саша даже зажмурился на секунду. — Нож!.. Дайте мне нож!.. Я должна это совершить!.. Наступило время заклания!

— Нож будет потом, — таким же увещевающим тоном сказал профессор. — А пока помни о восковой кукле. Она еще в коконе.

— В коконе? А как же вы?..

— Поэтому я и сохраняю свою форму. Ты еще увидишь... Но сейчас это не важно. Ты исполнила свой долг блужданий, и тебе надо отдохнуть.

— Да, отдохнуть... — Марина полуприкрыла глаза. — Я пойду к себе, прилягу.

— Я тебе помогу. — Профессор помог Марине встать с кушетки и повел ее в глубь дома.

Парень последовал за ними, не забыв выключить свет.

Саша отметил про себя, что дверь в комнаты отворилась и затворилась без шума и скрипа. Выждав минуту-другую, он выбрался из-под стола и подошел к двери. Когда он взялся за дверную ручку, его сердце колотилось так громко, что казалось, весь дом должен услышать. Усилием воли заставив себя продолжать путь, Саша приоткрыл дверь и на ощупь стал продвигаться на цыпочках вперед. Он пробирался по длинному узкому коридору, по обеим сторонам которого находились двери комнат. Чуть впереди он увидел полоску света, падавшую из-за приоткрытой двери, и остановился. До него донесся голос профессора:

— Вот так... ложись...

Значит, свет горит в комнате Марины, и профессор укладывает ее спать. Саша огляделся, ища пути к отступлению на случай, если профессор выйдет из комнаты. Назад, на веранду, он отбежать не успеет. Тем более, что профессор, наверно, пойдет с фонариком, если вообще не включит общий свет... Чуть сбоку Саша увидел лесенку на второй этаж. Он отступил к этой лесенке и поднялся на несколько ступенек вверх. И тут ему стало видно красноватое свечение — тусклый отблеск, падавший откуда-то сверху.

На обычный свет не похоже... Саша быстро прикинул возможности. Скорей всего, весь дом, кроме профессора и его подручного, спит. Наверху стояла глухая тишина. Может ли это быть свет, зажженный на каком-нибудь диком колдовском алтаре — свет, который не полагается гасить ни днем, ни ночью? Если да, то не обязаны ли члены секты посменно пребывать в бдении возле алтаря? Тогда Сашу вполне могут заметить, если он поднимется наверх. С другой стороны, когда человек несколько часов сидит в неподвижности, уставившись в одну точку, его внимание притупляется, он может даже погрузиться в дремотное оцепенение, которое сном в полном смысле не назовешь, но и бодрствованием — тоже, и потому, если Саша совсем тихонько заглянет... И Саша решил рискнуть.

Он поднялся до промежуточной площадки крутой лестницы, а дальше пошел совсем осторожно, низко пригнувшись, почти ползком. С лестницы он попал в большую проходную комнату второго этажа — нечто вроде верхнего холла. С одной стороны в холле была дверь на верхнюю веранду — этакий большой застекленный балкон, а с трех других — двери в верхние комнаты. Дверь в центральную комнату, прямо перед Сашей, была открыта, и оттуда исходил свет. Саша подкрался к самой двери — и замер, потрясенный.

Да, конечно, он предполагал, что может увидеть какой-нибудь колдовской алтарь, но такого не ожидал даже он! Он увидел черную статую — статую богини с четырьмя руками, в двух из которых она держала большие жертвенные ножи, а в двух других — человеческие головы. На шее у нее было ожерелье из человеческих черепов, а высунутый кончик языка был слегка подкрашен красной краской, словно она напилась крови своих жертв. Ее бедра были обернуты шкурой пантеры. Сидела она по-индусски, скрестив ноги, и в чертах ее широкого лица было нечто индусское. Вокруг нее были зажжены свечки, вставленные в узкие и высокие цилиндрики красного стекла — поэтому и красный свет.

Саша не знал, сколько времени он простоял, созерцая жуткого идола. Он очнулся только тогда, когда услышал шаги на лестнице. Быстро оглянувшись, он увидел ширму в углу комнаты. Ширма порядком запылилась, видно, на нее уже давно никто не обращал внимания и, самое главное, не передвигал ее и за нее не заглядывал. Саша метнулся за эту ширму и едва успел спрятаться, как в комнату кто-то вошел.

Саша услышал, как кто-то вздохнул. Потом раздался глухой стук, словно кто-то упал. Саше очень хотелось увидеть вошедшего, но выглянуть он не смел. К счастью, он заметил в ширме небольшую прореху и прильнул к ней глазом.

Он увидел совсем юного паренька — примерно того же возраста, что и Марина. Паренек стоял на коленях и беззвучно шевелил губами. Потом он заговорил громче, и Саша услышал слова, произносимые тихо, но страстно, почти надрывно:

— О великая Кали, повелительница тьмы, защищающей свет, не дай тьме затмить тот свет, который ты во мне обороняешь, не дай подданным твоим против воли твоей входить в меня, но спаси и сохрани мою дорогу к свету, чтобы не было больше затмений разума, ни наяву, ни во сне...

Парень умолк и оглянулся. Ни он, ни Саша не заметили, что профессор уже поднялся наверх и стоит на пороге комнаты. Профессор подошел к мальчику и положил руку ему на плечо.

— Что, опять плохо, Егор? — спросил он.

— Да, Учитель.

— Не называй меня Учителем, — поморщился профессор. — Сейчас я просто друг и советчик. К тебе опять явились твои дурные сны?

— Да. Я знаю, как я виноват...

— Не говори о вине. Вины не существует. Есть грехи, которые можно снять или искупить.

— Но я не справляюсь! — Парень говорил умоляющим голосом. — Учитель, если бы вы мне помогли...

— Нет, — спокойно, но твердо сказал профессор. — Мы с тобой об этом уже говорили. Сейчас моя помощь пойдет тебе только во вред. Она принесет кратковременное облегчение, после которого станет хуже. Ты сам должен себе помочь. А для этого надо перетерпеть. Справиться...

— Но если бы вы могли снять наваждения, как снимаете...