с этим делать.

И тут раздался звонок в дверь. Петин отец пошел открывать.

— Прошу знакомиться! — сказал он, вернувшись вместе с крепко сбитым высоким мужчиной лет сорока. — Крейн Борис Александрович, мой двоюродный брат.

— Значит, это и есть твои добры молодцы? — лукаво осведомился Борис Александрович и посмотрел на ребят многозначительным взглядом, в котором плясали веселые огоньки. — Здорово сработали, паршивцы! Нам бы на службу такую команду! Я поехал вперед всех, чтобы поглядеть, что вы тут нахимичили. Так, стена, как я вижу, раскурочена… Но это! — Не отводя восхищенных глаз от изразцового панно, он проговорил: — Однако прежде всего я должен сообщить вам то, что напрямую относится к делу…

— Что именно? — спросил Петькин отец. Ребята насторожились и ждали ответа Бориса Александровича с нетерпением и тревогой.

— Сегодня под утро к нам в органы поступил анонимный донос, что в галерее «Геликон Арт» выставлена на продажу ценнейшая икона, недавно украденная из музея Рублева. Что эта икона не проходит в галерее ни по каким документам, потому что ее хотят втихую сплавить за хорошую цену. В галерее уже находятся сотрудники одного из наших отделов. Все подтвердилось. Деятельность галереи приостановлена, тем более что все улики указывают на ее директора. Есть свидетели, что он принял ворованную икону на реализацию, заранее зная, что она ворованная. Для галереи это пахнет лишением лицензии и приостановкой всех коммерческих операций. — Борис Александрович отвернулся от панно и подмигнул присутствующим. — Здорово сработали, черти, не подкопаешься! Но теперь у нас есть чем прижать и тех и других!

— Моя фотопленка! — воскликнул Петя после небольшой паузы. — Надо ее немедленно проявить! Понимаете, дядя Боря, — объяснил он, перехватив вопрошающий взгляд родственника, — ведь там на кадрах будет пропечатано время, когда они сняты! И получится, что в три часа ночи иконы не было, а ровно через десять минут она появилась! Ну, и наши показания кое-что будут значить, ведь верно?

— Верно! — с ехидной улыбкой согласился Борис Александрович. — Как верно и то, что вы не имели никакого права вторгаться посреди ночи в чужое помещение… Да уж ладно! Ты ведь и какие-то документы там обнаружил?

— Да. Я их сначала заснял, потом прихватил с собой. Где же они? Ага, вот! — Петя вручил бумаги Борису Александровичу. Тот быстро их просмотрел.

— Ну и ну! Да ты оказал галерее большую услугу, умыкнув эти документы. У директора уже произведен обыск. Если бы эти бумаги попали в руки следствия, директор уже не отмылся бы. Разрешение на вывоз произведения, не находящегося внутри галереи! Тем более, насколько я понимаю, вывозу вообще не подлежащего. За этим такая картинка рисуется, что только держись!

— А что сигнализация? — спросил Миша.

— К моменту, когда приехала опергруппа, сигнализация была в полном порядке. Разумеется, этот охранник подсуетился с самого утра, чтобы исправить все, что он напортил…

— А поврежденные запоры на форточках? — спросил Сережа.

Борис Александрович хмыкнул.

— Директор заметил поврежденные запоры и попытался на них сослаться. Но следствие вполне резонно возразило ему, что на окнах ведь стояли датчики сигнализации, которые сработали бы, если бы кто-нибудь попытался открыть форточки снаружи. Пока следствие считает, что директор сам спешно попортил форточки, когда услышал, что за ним идут — чтобы попытаться внушить, будто икону ему подсунули. — Борис Александрович потряс документами. — От обвинения в краже иконы мы их избавим, но благодаря этим бумагам, предъявим другое, чтобы, значит, всем сестрам по серьгам. Вы ведь понимаете, я обязан дать этим бумагам официальный ход, я не имею никакого права их скрывать. Но мы их используем с наибольшей выгодой для тебя, Олежек… Да, Петро, пленочку свою мне тоже отдай!

— Сейчас. — Петя поглядел на счетчик кадров. — Еще шесть кадров осталось, жалко так вынимать. — Он сделал три снимка врубелевского шедевра, потом снял на фоне панно своих друзей, а на последнем кадре Сережа сфотографировал на том же фоне Петю и Бимбо. После этого Петя перемотал пленку, вынул ее из фотоаппарата и вручил Борису Александровичу.

— У меня еще одна идея возникла, — сказал Сережа. — Вот вы, Борис Александрович, сказали «химичить». А Петин папа нам говорил, что вы велели нам ждать реставраторов со специальными веществами и инструментами. А ведь в подвале находятся какие-то химикалии и особые инструменты. И ящики — видимо, чтобы аккуратно запаковать изразцы! Помните, ребята, мы еще говорили, что эти ящики идеально подходят для упаковки кафеля? Мы были недалеки от истины! Только из этих ящиков ничего не вынимали — наоборот, только собирались положить!

— Ты хочешь сказать, бандиты заранее все приготовили, чтобы без промедления снять панно, когда они до него доберутся? — спросила Аня.

— Да, — кивнул Сережа. — Именно это я и хочу сказать.

— Возможно, — согласился Борис Александрович. — Пусть с этим разберутся наши специалисты. Кстати, вот, по-моему, и они, — добавил он, услышав звонок в дверь.

Это действительно были они.

— Дядя Володя! — изумилась Оса, увидев знакомого реставратора из Третьяковки.

— Да, это я, — улыбнулся он девочке. — Эти молодые люди, — он кивнул на своих сопровождающих, — пригласили меня экспертом. — Он с восторгом уставился на панно. — Так вот почему ты, Оса, спрашивала меня, сколько стоят изразцы Врубеля! — Он подошел поближе, чтобы лучше осмотреть бесценное произведение. — Да, это великая вещь… Кто ее хозяин?

— Наверное, я… — пожал плечами Котельников-старший. — То есть мы с Петькой и Бимбо. — Надо сказать, Бимбо вел себя на удивление спокойно, посторонних не боялся. Видно, он по поведению хозяев понял, что эти посторонние — не враги, а друзья. Правда, Петя на всякий случай подозвал его к себе и непрестанно поглаживал.

— Что ж, панно действительно стоит тех сумм, которые я называл. Если вы захотите продать это за настоящую коммерческую цену, то у Третьяковки просто не найдется таких денег.

— Мы уже приняли решение, — сказал Петин отец. — Мы хотим… Видите, даже Бимбо согласен, виляет хвостом! Мы хотим, чтобы эта вещь была в Третьяковке. Нам она досталась случайно, и, в общем-то, настоящих прав на нее у нас нет. Заплатите нам, сколько можете, и дело с концом! Мы сумеем заработать себе на жизнь и не торгуя Врубелем. Но одна просьба у нас все же будет, нельзя ли сделать для нас точную копию этой вещи, чтобы мы могли установить ее на место оригинала?

— Что ж… — реставратор задумался. — Это возможно. Правда техникой изготовления и восстановления врубелевских изразцов по-настоящему владеют всего три реставратора. Но, я думаю, ни один из трех не откажется выполнить для вас эту работу. Просто обязаны будут выполнить, чтобы вас отблагодарить!

— Ребята хотели показать вам еще что-то в подвале, — обратился к реставратору Борис Александрович. — Поглядите, что там. Это может иметь значение…

— Хорошо, ребята, ведите, — сказал реставратор.

Друзья через черный ход повели его в подвал.

Отсутствовали они недолго. Вернувшись, реставратор доложил Борису Александровичу:

— Да там полный комплект инструментов и средств для безопасной очистки панно и удаления его со стены. Экипировка очень богатая! Одно из средств — очень хорошее и дорогое. Мы в Третьяковке давно мечтали им обзавестись, но нам оно не по карману. Другое подешевле, но я бы им пользоваться не стал: это весьма сильнодействующий американский препарат, который, действительно, придает изразцам дополнительный блеск и глянец, но при этом проникает в их структуру и приводит к быстрому старению. Он