Джинни поглядела в заднее окно автобуса. «Мерседес» приотстал, еще чуть помедлил, затем свернул в переулок.
Здоровой рукой девушка ощупала застегнутый на «молнию» боковой кармашек рюкзака, проверяя, на месте ли схема. В травмпункте грязные бинты сняли с кисти, и доктор потратила добрых полчаса на осторожную обработку ожогов, инъекцию приличной дозы антибиотика и слишком много вопросов.
Джинни закрыла глаза. Время от времени ее задевали сновавшие мимо пассажиры, с мягким резиновым шелестом распахивались передняя и средняя двери, томно вздыхал сжатый воздух в тормозных шлангах…
Именно доктор рассказала ей про эксцентричного, но безобидного старичка, одиноко жившего на каком-то забитом книгами складе. Старичку требовался помощник. Или помощница. Может быть, даже на длительное время. Жилье и питание предоставляются. Место надежное, никаких проблем. Впрочем, доктор не стала просить верить ей на слово, а просто распечатала схему проезда.
Джинни решилась последовать совету. Девушка достала и развернула лист. Еще несколько остановок до конца Первой авеню, и далее на юг от двух громадных стадионов. Смеркалось: вот-вот наступит восемь.
Прежде чем сесть в автобус — прежде чем увидеть серый «мерседес» или просто стать жертвой собственного воображения, — в квартале от клиники Джинни нашла открытый ломбард. Там, уподобившись Квикегу, пытающемуся сбыть сушеную голову, она заложила свою шкатулку с библиотечным камнем.
Так называла этот камень матушка. Отец, впрочем, именовал его
Шкатулка всегда весила одинаково, хотя порой, когда они сдвигали гравированную крышку — которая поддавалась лишь в том случае, если ящичек поставить строго определенным образом, — матушка могла улыбнуться и весело объявить: «Смотри-ка, бегунок повернулся противосолонь!», после чего взгляду ее скептически настроенной дочери театральным жестом открывалось пустая пазуха.
В следующий же раз камень выглядывал из подбитого бархатом гнезда как ни в чем не бывало, такой же твердый, реальный и необъяснимый, как и все остальное в жизни этого семейства.
Ребенком Джинни порой думала обо всем их существовании как о своего рода фокусе, наподобие этого камня из шкатулки.
Когда ростовщик с помощью девушки открыл коробочку, ее обитатель был на месте: первая настоящая удача за последние недели. Мужчина извлек «бегунок» и, понятное дело, захотел оглядеть его со всех сторон. Камень же — как всегда — отказался поворачиваться, сколько бы усилий к нему ни прилагали. «Ого! — уважительно заметил ростовщик. — Это что, гироскоп? Хитроумная штуковина… хоть и довольно уродливая…»
Он выписал квитанцию и дал Джинни десять долларов.
Так что теперь у нее с собой было вот что: схема проезда, список автобусных остановок да десятка, которую она боялась тратить, потому что не смогла бы потом выкупить сум-бегунок, единственную вещицу, что осталась у нее от семьи. Семьи особенной, которая охотилась за своей удачей своим, особенным путем, никогда не задерживаясь на одном месте дольше полугода, будто за ними кто-то гнался.
Автобус притормозил, и двери, вздохнув, распахнулись. Джинни ступила на бордюрный камень, негритянка-водитель сочувственно посмотрела ей в спину. Вновь вздохнули двери, автобус с легким гулом двинулся дальше.
Спустя несколько минут негритянка позабудет худенькую, темноволосую пассажирку — дерганую, испуганную девушку, бросавшую косые взгляды за плечо.
Джинни стояла на тротуаре под спускавшимися сумерками. Где-то в южной стороне самолеты золотистыми инверсионными следами царапали темно-синий небосвод. Она прислушалась к городу. Дышали здания, рокотали улицы. С востока и запада доносилось шуршание покрышек, профильтрованное и приглушенное длинными коробками промышленных складов. Сработала и через пару секунд умолкла автомобильная сигнализация, обижено чирикнув напоследок.
Поодаль, сквозь окна и распахнутую дверь одинокого тайского ресторанчика изливалось теплое сияние.
Девушка шмыгнула носом и осмотрелась: улица широкая и пустынная, если не считать тускнеющих задних огней удалявшегося автобуса. Вскинув рюкзак на плечо, она пересекла дорогу и помедлила в лужице кисло-оранжевого света от уличного фонаря. Уставилась на зеленоватый бетон складской стены. Здесь можно и спрятаться. Тут ее никто не отыщет. Никому о ней ничего не будет ведомо.
Похоже, это верный путь.
Джинни знала, как заметать за собой следы, как стирать воспоминания. Даже если старичок окажется грязным извращенцем… она и с этим сумеет справиться. Ей доводилось бывать в переделках и похуже — куда как хуже.
У северного торца склада проволочный забор окружал бетонный пандус и небольшую, совершенно пустую парковку. Возле съезда с пандуса ворота с навесным замком перегораживали проход с тротуара. Джинни осмотрелась в поисках камер слежения. Не видно ни одной. Единственным средством привлечь внимание была потрескавшаяся пластиковая кнопка на позеленевшей латунной табличке. Справившись по листку со схемой, девушка еще раз уточнила адрес. Посмотрела на верхний этаж склада. Просунула палец сквозь ячейку проволочной сетки.
Нажала кнопку.
Полуминутой позже — она уже собралась уходить — прожужжал электрический замок, открывая ворота. Ни чьего-то голоса, ни приветствия.
Ее натруженные плечи благодарно обмякли — она так устала…
Впрочем, после всего, через что ей довелось пройти, слепо вверять себя надежде нельзя. Задействовав всю свою силу и талант отыскивать наилучший выход, она быстро прощупала запутанные джунгли причин и следствий. Нет, ничего нет. Этот путь — единственно возможный. Все остальные приведут ее обратно, к вихрящейся бело-голубой буре в лесу.
Вот уже несколько месяцев, как она чувствует, что оставшиеся в ее распоряжении варианты тают. Перед глазами никогда не всплывал этот склад, она никогда не предвидела, что очутится в Сиэтле, что окажется в бесплатном травмпункте с доброжелательной докторшей…
Джинни оттянула на себя створку и пошла вверх по пандусу. Ржаво поскрипывая, створка захлопнулась позади и защелкнулась на замок.
Сегодня ее восемнадцатый день рождения.
ГЛАВА 2
Тело Джека Ромера страдало от жажды. Тело Джека Ромера утомилось.
Очередная улица, за ней другая, за ней еще, и еще… Велосипед мчал худощавого, темноволосого седока как бы сам по себе, не нуждаясь в понукании на поворотах. Хватало легкого нажатия на руль, безразличного дерганья плечом… Кончик языка чуть высунут наружу сквозь расслабленные губы, карие глаза бездумно смотрят вперед… Все эти признаки вкупе с постоянной, монотонной работой ног на педалях словно говорили миру и велосипеду, что Джек Ромер вне себя. Буквально.
Притороченный над задним крылом седельный мешок, полный молоточков, побрякивал на каждой выбоине.
Тело, взятое само по себе — даже юное, — интересуется вовсе не приключениями или новизной, оно заинтересовано в постоянстве. Оно предпочитает не принимать важных решений. Поворот в нужном месте,
