Реакция была мгновенной: один развернулся и ловким ударом ноги выбил автомат из моих рук. Я выхватил штык-нож, но второй прикладом ударил мне в лицо. Я упал, и потерял сознание, что было дальше мне рассказал потом Кузя.

Спецназовец хотел было еще раз приложиться прикладом, но из подъезда на шум выскочили наши. Спецназовцы сообразили, что пора уносить ноги, побежали. Но шестеро мотострелков быстро догнали их и сбили с ног. Вв-шники, хорошо владевшие приемами рукопашного боя, сумели подняться и стали отбиваться. Но силы были не равны — обоих уложили опять и стали пинать. И, наверное, забили бы до смерти, если бы не подоспел капитан Колосков. Он подбежал к озверевшим мотострелкам и дал очередь из автомата в воздух. Солдаты остановились.

— Хватит пинать ублюдков, — приказал капитан, — всем вернуться на посты!

Бойцы нехотя повиновались.

— А вы бегом отсюда на хуй — обратился капитан к избитым.

Спецназовцы медленно поднялись из грязи и ушли нетвердой походкой. Колосков подождал, пока они скроются, и вернулся в дом.

Солдаты ждали его в баррикаде. Все ждали, что командир будет на них кричать и бить. Но Колосков спокойно сказал:

— Ничего мужики бывает, приведите его в чувство.

Солдаты разошлись, остались Леха и Кузя.

— Вот суки весь ебальник разворотили!

— Ничего лишь бы кости целы были.

Из подъезда вынесли чайник с водой:

— Пацаны возьмите, может, очухается.

Кузя взял чайник, оторвал у себя подворотничок и, смочив его водой, осторожно стал смывать кровь с моего лица.

Я открыл глаза, меня подняли и подвели к костру, разведенный во дворе.

Сел на табурет и уставился на огонь. Все тело болело, лицо опухло, в сломанном носу булькало, грудь как будто стянули железными обручами. Где то вдалеке протрещала очередь.

— Подъем! — я вскочил, машинально схватив автомат, и принялся натягивать сапоги.

В комнате стоял грохот Леха стоял у окна и стрелял из автомата. Мы вместе с Куловым выскочили в соседнюю комнату и подбежали к окну. На улице не было не видно ничего: темно-синее небо и чернота, и в этой темноте вспыхивали огоньки, из которых в дом летели трассеры. Наши в ответ по огонькам вели беспорядочный огонь.

Я откинул приклад автомата и открыл стрельбу с плеча, стараясь целиться по вспышкам. Голова ничего не соображала, как машина: руки стреляли, отстегивали магазин, пристегивали другой и снова стреляли. Кулов, у второго окна, делал то же самое. Как только мы начали огонь, как по нашему — четвертому этажу откуда-то ударил пулемет. Зазвенели осколки стекол, пули зацокали по стене комнаты. Я тут же пригнулся, Кулов тоже присел и стал набивать патронами освободившиеся рожки. Сердце бешено, заколотилось в груди, как только послышались щелчки пуль о штукатурку.

Тем временем со двора в дом полыхнул огнемет по второму этажу, там работал крупнокалиберный пулемет. Я услышал крик, от которого подскочил и опять принялся стрелять. К запаху пороха добавился запах пластика от огня, занявшегося на втором этаже.

Кулов заметив, что я опять стреляю, последовал моему примеру. Как только мы возобновили пальбу, как по нашему окну снова открыли огонь. Мы снова присели.

Со двора работали профессионально. Несколько пулеметов подавляли стрелков, вроде нас, а гранатометчик под таким прикрытием отстреливал гранаты по бойницам дома. Из огнемета он уже поразил пулеметчика, окно на втором этаже уже полыхало вовсю. При этом и чеченский пулеметчик, и гранатометчик все время меняли свои позиции.

Я, жалел о том, что у меня нет зарядов к гранатомету, и все время то пригибался, то опять привставал, чтобы выпустить очередь из автомата. Вдруг в комнате раздался взрыв — по всей комнате разлетелись осколки, поднялась пыль. Я упал под окно, закрыл голову руками. Стало трудно дышать от пыли, в голове шумело, ничего не соображая, пополз к Кулову. Ползти в бронике было трудно, но, наконец, нащупал плечо своего напарника и стал его трясти.

— Серега. Никакого ответа.

Страшное подозрение как молния ударила в мозг, я вскочил на колени и закричал: Се-е-е-рега! — стал его опять тормошить. Замер, стянул с друга каску и ощупал голову. Что-то теплое и липкое залило лицо Кулова. Я поднес дрожащие руки к лицу: запах крови, тупо уставился на свои ладони ничего не соображая — в темноте не было видно, в чем они испачканы.

Тем временем стрельба утихла. Наступила небольшая передышка.

— Всем вниз! — раздалось снизу. Я попытался встать, но ноги почему то не слушались. Пощупал, ниже колена — обе ноги посечены осколками, еще кровь, подумал я и точно кирзачи наполнились кровью! Моей! Собственной! Вот и потанцевал промелькнула мысль.

Начали стрелять, по стенке застучали пули, в голове опять зашумело. Перед глазами поплыли пары танцоров, они красиво кружились — девушки и парни изящно двигались, извивались и изгибались плавно в такт музыке танго. А на них сверху почему то сыпалась штукатурка.

После боя Кузя поднялся на четвертый этаж — капитан Колосков приказал проверить. В свете падающих осветительных ракет он увидел Марата и Сергея. Кулов лежал на полу без каски. Рядом сидел Марат, вытянув ноги, в руках автомат. Глаза его закатились, в пол голоса он считал: 'Раз, два, три — раз, два, три — раз, два, три' ноги подергивались в такт счета.

Раз, два, три — раз, два, три — раз, два, три — Доносилось из открытого окна, на плацу, прямо под окнами кремля рота солдат почетного караула чеканила шаг под команды сержанта. Он любил смотреть на это каждое утро, вот четкий отлаженный механизм, почему в этой стране нельзя всем вот так выполнять свою работу?

Зазвонил телефон он поднял трубку, и бросил в не раздраженно: — да!

— Товарищ верховный главнокомандующий докладываю обстановку на семь ноль ноль, мы овладели большей частью города, остался только чернореченский район.

— Почему?

— Бойцов не хватает, товарищ верховный главнокомандующий.

— Мозгов тебе не хватает! Даю тебе три дня, выполняй.

— Есть!

Рустем Бизянов

АКСУ — автомат калашникова складной укороченный (АКС 74 — у официальная маркировка).

'Броник' — бронежилет, весит в зависимости от модели от 10, до 12 килограмм.