Пока Трейс говорил, указывая на расположенную в отдалении фабрику, Линн изучала его профиль, упиваясь видом скул, переходящих в ложбинки щек и далее в волевой подбородок. Черные брови дугами окаймляли серые глаза, которые – она знала об этом даже не глядя – таили в себе тепло и прошлую боль. Линн вспомнила, как Белль пересказала отрывок из дневника Евгении, где говорилось о Трейсе. Со слезами на глазах боролась с переполнявшим ее желанием прикоснуться к нему, разгладить пальцами морщинки вокруг рта и между бровями.

– Вон там есть небольшая рощица из сосен и дубов, – прервал Трейс размышления Линн. – А рядом ручей. Это одно из самых любимых моих мест, – он улыбнулся. – Особенно в жаркий день. Не желаете ли устроить привал и немного отдохнуть?

Их глаза встретились, серый туман с зеленоватой синевой моря, и девушка почувствовала, как учащенно забилось сердце.

– Да, – от избытка переполнявших ее чувств, Линн почти шептала.

Трейс поскакал первым, и через несколько минут они уже находились у маленького ручья в окружении душистых сосен, могучих высоких дубов и изобилия разноцветных полевых цветов.

– Давайте помогу вам спешиться, – предложил Трейс. Он обвил руками талию Линн и легко приподнял из седла. Но далее, когда ее ноги коснулись земли, он не спешил отпускать девушку. Наоборот, обнял и прижал изящное тело к себе, ее грудь к своей груди.

Линн тоже хотелось обвить руками шею Трейса, обнять его так же крепко, но ее ладони оказались прижатыми к его груди. Линн молча смотрела в глаза Трейса. Вольности, которые она уже позволила ему, считались неприличными для незамужней леди, а те, что еще позволит, будут граничить со скандалом и позором, но она не сделала ни малейшего усилия оттолкнуть его. Никогда ранее Линн не позволяла мужчине обнимать или целовать себя. Никогда раньше не испытывала желания или потребности знать, что ее любит мужчина, но сейчас, с Трейсом Браггеттом, испытала и то, и другое. Она нуждалась в этих чувствах, хотела их.

Трейс наклонил голову и бесконечное мгновение его губы находились совсем рядом от губ Линн, словно он не был уверен, следует ли продолжать. Ее сердце забилось в груди в бешеном ритме, дыхание застряло в груди, пульс участился, и в то же мгновение его рот завладел ее губами и мир вокруг закружился в безумном танце. Впервые в жизни Линн чувствовала, как страсть заполняет тело, пробирается в каждую клеточку, проникает в кровь и завоевывает чувства и ощущения. И также впервые в жизни весь окружающий мир перестал существовать, остался только этот красивый мужчина, покоривший ее сердце с первой встречи.

Его губы обожгли ее подобно языкам пламени, они ласкали и требовали взамен уступчивости, и в то же время поцелуй был до странного нежным, нес в себе обещание и любовь.

Линн застонала от неожиданно приятной, сладостной боли, разливающейся по телу и с возрастающей напряженностью отдающейся в нижней части живота. Губы слегка приоткрылись, и в следующее мгновение его язык обжег ее рот изнутри, поцелуй превратился в настойчивую, экзотическую, интимную ласку. Ничего подобного она никогда не испытывала. Линн еще крепче прижалась к мужчине, желая его близости, пальцы скользнули в расстегнутый ворот рубашки. Каждое движение его губ, языка внутри ее рта и рук на спине вызывали в Линн волну неописуемого удовольствия, наполняя страстью, и довели до такого состояния, что она уже не могла здраво мыслить и рассуждать. Сейчас в мире существовал только Трейс и те удивительные ощущения, которые он вызывал в ее теле.

Трейс был не в состоянии отпустить девушку и знал это совершенно точно. Если прежде удавалось контролировать свои чувства и эмоции, то в момент, когда их губы соединились, он позабыл обо всем на свете и с каждой следующей секундой, пока язык продолжал исследовать бархатистое тепло ее рта, реальность переставала существовать.

Уже несколько дней она дразнила его одним своим присутствием, и у Трейса появилась мысль, что он сходит с ума от одиночества. Ни разу после смерти Майры женщине не удавалось настолько завладеть его вниманием и мыслями.

Он не заметил, когда ее руки обняли его за плечи, пальцы погрузились в волосы, а поцелуй, сначала такой невинный и нежный, запылал такой же страстью, что и его собственный. Трейс ощутил, что ее прикосновения разрушают неприступные стены, возведенные им в глубине своего сердца, сдерживающие чувства и эмоции, а в венах тает лед.

Его рука уже сжимала ее упругую грудь, а большой палец ритмично поглаживал сосок, который затвердел под тонким слоем ткани. Он услышал, как девушка замерла от удовольствия, горячая волна окатила тело, и страсть вспыхнула с такой силой, что Трейс чуть не упал на колени.

Где-то за пределами рощи, на хлопковом поле надсмотрщик что-то крикнул одному из рабочих, и голос эхом отозвался в тихом утреннем воздухе. Этот звук ворвался в сознание Линн, она очнулась от грез, оторвала свои губы от рта Трейса и перевела дыхание. Руки дрожали.

– Прошу тебя, не надо, – прошептала Линн полным отчаяния голосом. – Я… не могу этого сделать…

Продолжая стоять в его объятиях, она опустила глаза, не желая, чтобы Трейс увидел в них слезы. Девушка поняла, что полностью потеряет контроль над собой, если позволит ему и дальше целовать себя, и с радостью и готовностью отдастся во власть бушующей страсти, вызванной его ласками.

В этот же день, позднее, Линн сидела на диване напротив Терезы, которая старательно плела тонкое кружево и ругалась, если у нее что-то не получалось.

Евгения уехала на прогулку с Эдвардом, мужчины тоже куда-то разъехались, так что Линн решила, что появилась прекрасная возможность поговорить с Терезой.

– Джей очень нервничает из-за свадьбы? – спросила Линн. – Мне говорили, с мужчинами всегда так, когда приближается день венчания.

Тереза рассмеялась.

– Ну, раз ты об этом заговорила, признаюсь, что последнее время он ужасно раздражителен, словно что-то не дает ему покоя. Полагаю, твои догадки верны, он просто нервничает из-за свадьбы.

– А как его семья?

– О, у мистера Проскауда дела идут хорошо. Уверена, теперь, когда мой отец ему больше не мешает, он победит на выборах.