доктор выйдет оттуда. По мне бы сейчас затеять такую большую стирку. Такую большую, какой у меня еще в жизни не было, мистер Том. Вот это было бы дело, мистер Том. Вот так я вам и скажу: было бы дело!
С уходом доктора положение не прояснилось, и Нэнси вряд ли смогла бы добавить что-нибудь существенное к своему рассказу. Доктор сказал, что кости у девочки, по-видимому, целы, а ссадина на голове и впрямь не представляет никакой опасности. Однако выражение лица мистера Уоррена при этом было озабоченное, и он, с сомнением покачивая головой, объявил, что только будущее покажет насколько тяжело состояние больной.
После его ухода мисс Полли подошла к Нэнси. Она объяснила, что Поллианна так еще и не пришла в себя, но сейчас вроде бы ей получше, насколько это вообще возможно в таком состоянии. На ночь, добавила мисс Полли, она вызвала к племяннице профессиональную сиделку. Больше ей нечего было сказать, и она вернулась к Поллианне, а Нэнси, всхлипывая, побрела в кухню.
На следующее утро Поллианна пришла в сознание. Открыв глаза, она с удивлением увидела тетю возле своей кровати.
— Тетя Полли! Что случилось, тетя Полли! Уже совсем светло, а я все еще в постели. Почему же я не встаю? — удивилась она. — Ой, тетя Полли! Я не могу встать! — Она со стоном откинулась на подушку, и теперь в ее глазах светилась тревога.
— Знаешь, милая, я пока не стала бы пытаться вставать, — как можно спокойнее принялась уговаривать тетя.
— Но почему, тетя Полли? Почему я не могу встать? — продолжала допытываться девочка.
Мисс Полли обратила исполненный мольбы взгляд к женщине в белой косынке. Женщина стояла у окна, и Поллианна пока не видела ее.
— Скажите ей, — одними губами проговорила сиделка.
Мисс Полли начала кашлять, пытаясь избавиться от спазма в горле, который мешал ей говорить.
— Тебя, милая, вчера вечером сбила машина, — глухо начала она. — Но теперь это уже неважно. Твоя тетя хочет, чтобы ты снова сейчас заснула, — называя почему-то себя в третьем лице, завершила мисс Полли.
— Сбила машина? Ну да… Я бежала… — ошеломленно проговорила Поллианна. Она прикоснулась ко лбу: — Но почему у меня тут забинтовано и болит?
— Сейчас это уже неважно, милая, — повторила мисс Полли. — Главное, тебе надо отдохнуть, отдохнуть.
— Но, тетя Полли, мне так плохо. И мои ноги… Странно, они совсем ничего не чувствуют.
Взглянув с мольбой на сиделку, мисс Полли поднялась со стула и отвернулась.
Сиделка быстро подошла к постели.
— Думаю, теперь настало время мне побеседовать с тобой, — жизнерадостно начала она. — Во-первых, давай-ка познакомимся. Меня зовут мисс Хант. Я буду помогать твоей тете ухаживать за тобой. И начнем мы вот с этих белых таблеточек. Давай-ка примем их.
Поллианна с ужасом посмотрела на нее.
— Но я не хочу, чтобы за мной ухаживали. То есть, я не хочу долго болеть. Вы же знаете, мне надо в школу. Смогу я завтра пойти туда?
От окна, к которому прильнула мисс Полли, донесся сдавленный стон.
— Завтра? — заглушая его, весело отозвалась сиделка. — Ну, нет, завтра я, пожалуй, тебя еще не выпущу. Давай-ка проглотим эти таблеточки и поглядим, как они на тебя подействуют.
— Ладно, — с некоторым сомнением согласилась Поллианна. — Но уж послезавтра мне обязательно надо в школу. Ведь у меня начинаются экзамены, мисс Хант.
Минуту спустя она принялась рассказывать мисс Хант о школе, о том, какие экзамены ей предстоит сдавать, потом пожаловалась на головную боль и на автомобиль, который причинил ей столько неприятностей… Потом начали действовать белые таблетки, и Поллианна уснула.
24. ДЖОН ПЕНДЛТОН
Поллианна не пошла в школу ни на другой день, ни на третий. Она вообще почти не приходила в себя. А в те редкие минуты, когда приходила, начинала с тревогой расспрашивать о своем состоянии. Так продолжалось целую неделю. Потом боли несколько унялись, температура спала, и девочка пришла в себя. И тогда тете Полли пришлось вновь рассказать ей о беде, которая с ней приключилась.
— Ну, значит, я не заболела, а просто попала в аварию! — с облегчением воскликнула Поллианна. — Я очень рада, что это так.
— Ты рада, Поллианна? — спросила тетя, сидевшая рядом с кроватью.
— Ну, да, конечно, лучше просто сломать ногу, как мистер Пендлтон, чем перестать ходить на всю жизнь, как миссис Сноу, — весело проговорила девочка. — Потому что у мистера Пендлтона нога срастется, а миссис Сноу будет всю жизнь лежать в постели. Если уж стал инвалидом, тут ничего не поможет.
Услышав версию о «сломанных ногах», тетя Полли вскочила со стула и подошла к туалетному столику, который стоял в другом конце комнаты. То, что она принялась делать дальше, было просто невероятно для столь педантичной и целеустремленной особы, ибо она безо всякой надобности принялась переставлять все предметы, которые там стояли. Но стоило лишь взглянуть на ее бледное, осунувшееся лицо, как все становилось ясно: она просто изо всех сил старается сдержать слезы.
А Поллианна в это время любовалась радужной полоской, которую отбрасывал на потолок один из хрусталиков мистера Пендлтона.
— Я рада, что у меня не оспа, — удовлетворенно пробормотала она. — После нее на лице остаются следы, куда хуже, чем мои веснушки. И я рада, что у меня не коклюш. Он у меня уже был, и это очень противно. И не корь, и не ангина, ведь это заразно, и тогда вам не разрешали бы сидеть со мной.
— Похоже, милая, ты многому рада, — проговорила глухим голосом мисс Полли и схватилась за горло, словно ее душил ворот блузки.
— Ну, да, — тихо засмеялась Поллианна. — Я, знаете, сейчас смотрела на радугу и о многом думала. Я обожаю радуги. Я так рада, что мистер Пендлтон подарил мне эти хрусталики. И еще я рада, что не сказала об одной вещи, но больше всего я рада, что попала в аварию!
— Поллианна! — изумленно воскликнула мисс Полли.
— Да, да, тетя, я действительно рада. Понимаете, с тех пор, как это случилось, вы все время называете меня «милой». Раньше ведь вы никогда меня так не называли. А мне хочется, чтобы родные меня называли «милая». Некоторые из Женской помощи меня тоже так называли, но это ведь совсем не то, потому что они ведь мне не родные, а вы… О, я так рада, что вы моя родная тетя!
На этот раз мисс Полли не смогла ничего ответить. Она снова поднесла руку к горлу, в глазах ее стояли слезы. Она резко отвернулась и поспешила к двери, в которую как раз входила сиделка.
Тем же вечером Нэнси, запыхавшись, вбежала в каретный сарай, где старый Том чистил упряжь.
— Мистер Том! Мистер Том! — вытаращив на него совершенно безумные глаза, кричала она. — Знаете, что случилось? Вы нипочем не догадаетесь, хоть тысячу лет гадайте. Вот так я вам и скажу, мистер Том: гадайте хоть тысячу лет!
— Ну, тогда я и пытаться не стану, мне ведь все равно больше десяти лет не протянуть, — с мрачной иронией возразил старик. — Ты уж мне лучше сразу выкладывай, что там стряслось?
— Ну, слушайте сюда! Как вы думаете, кто сейчас сидит в гостиной у нашей хозяйки? Ну, кто, я вас спрашиваю?
— Трудно сказать, — покачав головой, ответил старый Том.
— Уж куда труднее. Но я вам скажу: там сидит Джон Пендлтон!
— Да ты, девушка, смеешься надо мной, что ли?
— А вот и не смеюсь! Я сама его впустила с этими костылями! И лошади, на которых он пожаловал, до сих пор ждут его у дверей, и коляска тоже. Все так, будто обыкновенный гость пожаловал, а не старый злюка, который ни с кем разговаривать не желает. Вообразите себе, мистер Том, он приехал к ней с визитом!
— Ну, а отчего бы и нет? — несколько резко спросил старик, ибо болтовня Нэнси начала утомлять его.
Нэнси наградила его высокомерным взглядом:
— Уж вам-то, вроде, лучше моего известно, почему! — выпалила она.