пересилить себя, встать с земли, подняться и сделать хотя бы первый шаг, а для этого надо как можно ближе подойти к противнику, перебежками или ползком – это очень тяжело, а затем броском на врага, который сосредоточил на тебе огонь. Сначала бежишь, но сил не всегда хватает бежать до переднего края противника, особенно по пашне, по которой не только бежать – идти шагом тяжело, особенно весною, когда ноги глубоко проваливаются в грунт. Но, как правило, атакующие всегда стараются бежать, и при этом обязательно надо вести огонь из автомата по противнику, даже если его не видишь. Это психологический фактор воздействия на противника. И я всегда требовал от бойцов вести огонь.

Когда мы под огнем противника ворвались в село и остановились передохнуть, я узнал, что мой друг лейтенант Петр Шакуло ранен. Не везло Петру: в каждой операции ему попадало.

Подошли наши танки – они все же подбили другой танк, который сгорел в селе, и мы отправились дальше выполнять задачу. Это было утром 24 марта 1944 года. Кроме командира роты Титова и меня, в роте теперь остался только один офицер – командир пулеметного взвода лейтенант Колосов.

Во второй половине дня 24 марта немецкая авиация нанесла удар по нашему батальону и танкам. За время войны я редко видел действия нашей истребительной авиации. Сколько раз нас бомбили немцы, но истребители не прикрывали нас. А зенитные пулеметы роты ПВО бригады – это ерунда против авиации немцев, да они просто боялись стрелять. Штурмовая авиация нам помогала, реже – бомбардировочная, а истребителей я видел только в Орловской операции. Пишут и говорят, что не было истребителей в 1941– 1942 гг. для прикрытия советских войск, но их не было и в 1944-м, когда нас «утюжила» немецкая авиация, буквально с высоты 50 метров расстреливая людей и танки. Говорили, что для наших истребителей близко не было аэродромов. Может, и так, да вот только нам от этого не легче. В то время мы не думали плохо о нашей авиации, наоборот, гордились ею, радовались, как она «работает» по противнику. Только на старости лет у меня возник вопрос: почему истребители не прикрывали нас на марше от авиации противника?

В тот день, 24 марта 1944 года, немецкая авиация почти полностью уничтожила батальон. Мы понесли большие потери в личном составе, а танковый полк – в танках. Другим досталось не меньше. Налет авиации начался в полдень и длился до вечера. Одна волна, самолетов 15–20, отбомбится, и только наша батальонная колонна соберется и начинает движение вперед, как налетает другая волна немецкой авиации, и так несколько часов подряд – до сумерек. «К счастью», у танка, на котором десантом был я со взводом, произошел разрыв гусеницы, и мы встали для ее восстановления. Бригада ушла вперед, а мы стали ремонтировать машину. Произошло это сразу после первого налета авиации, и остальные налеты на бригаду я не видел. Срастив гусеницу, мы двинулись вперед, и по дороге к нам присоединилось еще два танка. Прибыли мы в батальон, когда уже стемнело. Я нашел командира нашего батальона Козиенко и командира танкового полка Столярова, они оба обрадовались, что прибыло пополнение. Комбат спросил меня, не видел ли я командира роты Титова. Я доложил, что не видел. Оказывается, наш командир роты Петр Иванович Титов пропал, его еще до наступления полной темноты искали, обшарив вокруг всю местность, но так и не нашли.

Около села, которое почти сгорело, стали собираться бойцы батальона и других подразделений бригады, которые разбежались по всему полю и до темноты скрывались, кто как мог. Батальон понес большие потери в людях, а полк в танках. У нас в роте, кроме меня и Колосова, остались в живых человек 30–35 личного состава, в других ротах и того меньше – по 10–15 бойцов. Козиенко и Столяров поставили мне задачу: остатками роты и пулеметным взводом роты лейтенанта Колосова на трех танках двигаться в сторону города Каменец-Подольского, овладеть его окраиной, а далее действовать по обстановке, но лучше дождаться главных сил бригады. Сами они остались собирать людей и танки после налетов авиации.

На рассвете 25 марта 1944 года мы достигли Каменец-Подольского. Наша рота на трех танках обошла город с запада и вышла к окраинам с юга. Было еще темно. Немцы не ожидали появления советских войск с юга, но когда мы подошли к мосту через реку Смотрич, уже рассвело, и нас обстреляли, хотя и не интенсивно. Мост был завален грузовыми автомашинами и другими предметами. Было сооружено что-то вроде баррикады, в которую был включен даже танк без гусениц. Река Смотрич имеет обрывистые берега высотой до 10 метров, что не позволяло переправить танки на другой берег. Моя же попытка войти в город через мост была остановлена огнем противника. Пулеметный огонь нам вреда не причинил, но снайперы свирепствовали. Я решил не рисковать и не нести напрасных потерь и стал ждать подхода главных сил бригады. Мы заняли домик недалеко от моста и выслали к мосту разведку. Возвратившиеся ребята доложили, что пройти завалы на мосту невозможно и снайперы бьют так, что голову поднять невозможно. Пока мы ждали главные силы бригады, бойцы роты стали осматривать машины, брошенные немцами на берегу при нашем появлении. Большие грузовые автомашины были набиты вещевым немецким имуществом, продовольствием и даже вином разных марок и стран. Продукты и вино были со всей Европы. Бойцы забрали немецкое оружие и боеприпасы к нему, некоторые обмотались лентами с патронами от немецких пулеметов МГ-34, как матросы в Гражданскую войну. Что сделаешь – мальчишки да и только. Многие переобулись в немецкие новые сапоги, а мне офицерские красивые хромовые сапоги не подошли – подъем у меня оказался большой, хотя перемерил я многие, так мне хотелось их иметь. Натащили еды и вина, кубинских сигар в специальном ящичке, сигарет, шоколада, печенья, сдобных хлебцев, рыбных и мясных консервов. Наелись этого добра вволю и курили сигары, сигареты. Сигары были именно кубинские, как у Черчилля.

В полдень подошли главные силы бригады. Меня вызвал комбат Козиенко, там же был и командир танкового полка Столяров. Я доложил обстановку, танкисты тоже доложили, что мост непроходим и охраняется противником, хотя и немногочисленным. Тогда командиры дали указание уйти от моста вправо и постараться найти переправу через реку Смотрич, войти в город и продвигаться к центру. В поддержку дали мне эти же три танка и, конечно, пулеметный взвод Колосова. Связь приказано было держать по танковой рации. Я собрал командиров отделений, отдал приказ на выдвижение, и мы покинули место около моста, двигаясь вдоль русла реки. К нам подошло три танка, рота разместилась на их броне, и мы поехали искать брод или удобное место для спуска к воде и подъема на другой берег. Нашли вроде бы удобное место, переправились на танках на тот берег реки. Танкисты по рации доложили Столярову, что брод найден и что мы вошли на окраину города на противоположном берегу. Но самый верх противоположного берега оказался почти отвесно обложен камнем, на высоту около полутора метров. Танки не смогли преодолеть эту преграду, как ни старались. Это можно было бы назвать противотанковым эскарпом, но на самом деле эту преграду соорудили для укрепления берега от оползня и на случай паводка. Пришлось разбирать эту каменную кладку, чтобы сделать удобный въезд для танков. У танкистов даже лома не оказалось, но все-таки мы смогли кое-как разобрать камни, и один танк преодолел препятствие и ушел в город с десантом пулеметного взвода Колосова. Остальные два танка не смогли перебраться в город. Долго возились, но так ничего и не смогли сделать, а тут возвратился танк, ушедший в город.

Лейтенант Колосов сообщил, что его ранило, да я и сам увидел свежую перевязку. Его танк с десантом обстреляли немцы из пулемета с колокольни церкви, почти в центре города. Кроме того, танк дальше не смог продвинуться, так как улицы были заставлены автомашинами впритык друг к другу. Не только проехать – тяжело было пройти человеку, так плотно стояли брошенные немецкие автомашины с грузом. Позже мы узнали, что эти машины с вещевым имуществом и продовольственными грузами принадлежали тылам крупной немецкой группировки, отступающей на запад. Однако наша бригада перерезала им пути отхода, и они остановились в городе. Машин было очень много, не менее 1000–1500 грузовиков, и чего в них только не было! Повторяю, что таких трофеев я больше не видел. Что интересно, шоферов автомашин не было.

По рации передали указание танкам остаться на месте у реки, а десанту выполнять задачу – продвигаться к железнодорожной станции. Это было повторение ранее отданного устного указания командира батальона. Я с ротой стал продвигаться по городу. Улицы были заставлены автомашинами, в основном большой грузоподъемности: «Маннами», «Опелями» и другими. Немцев же мы не встретили – они убежали при нашем появлении. Вдруг мы услышали артиллерийские залпы и разрывы снарядов в городе. Это била наша бригадная артиллерия. Рота вышла на окраину города, на более высокий берег реки Смотрич, чем противоположный, и перед нами открылась интересная картина. На город шла в атаку наша бригада: все три батальона и танковый полк, точнее, то, что от них осталось после почти месячных боев. Вся эта масса вела огонь: танки, артиллерия дивизиона бригады, минометы и пулеметы. Красиво бригада шла в атаку, но хорошо бы на противника, а не на своих, особенно не на мою роту. Мы кричали, махали шапками,