сто двадцать три библии…

– Тогда, – сказал Пеклеванный, – «Аскольд» уходит в море, а вы пойдете уже под охраной корвета «Ричард Львиное Сердце».

Лица капитанов сделались кислыми. Транспорты союзников теряли больше половины своего состава, если их вели свои же военные суда. Зато когда их охраняли русские патрули, потопленных кораблей, особенно после 1942 года, почти не было. Это знали все, прощаясь с мужьями, желая им одного: скорой встречи с русскими кораблями.

Мюр глубоко затянулся дымом и наконец сказал:

– Я, как турист и спортсмен, уважаю риск. Мы снимаемся с якорей сейчас…

Уходя, Пеклеванный по старой морской традиции пожелал капитанам фут чистой воды под киль каждого транспорта, и этим пожеланием он исполнил святое требование морской вежливости…

Через полчаса корабли потянулись в море.

Корабли потянулись в море, и когда на траверзе вырос закутанный туманом каменистый мыс, с него донеслось лопотанье деревянного валька: на берегу кто-то выколачивал белье.

Сигнальщик Томми Сирлинг, закутавшись в резиновый плащ, стоял на палубе «Аскольда». Черный, точно обугленный, мыс, дико выпиравший в море, страшил и настораживал, и, когда из тумана раздались четкие хлопки валька, Томми уныло сгорбился и полез в люк. В старой Англии есть много примет, и среди них одна: горе тому, кто, выходя в море, услышит, как женщины колотят на берегу белье, – он погибнет!..

И сейчас, уже в кубрике, лежа на койке, вспоминал неотвязчивое лопотанье валька… Что-то ждет его? Прислушиваясь к биению волн и громыханию редких льдин за бортом, Томми смотрел на русских матросов с любопытством и даже с некоторым разочарованием. Не хотелось верить, что эти простые, ничем не примечательные парни в парусиновых рубахах и есть спасители Европы от Гитлера.

«Однако же, – думал он, – это так. Может, не будь их, и фюрер давно бы сожрал старушку Англию. Только вот суперкарго говорил, что все русские – отчаянные воры».

И, подумав так, Томми лег спать, предварительно запрятав ботинки под подушку…

Борька Русланов прошел в соседний отсек, где сидели перед вахтой его приятели, позвал их:

– Эй, братва! Иди-ка сюда скорее… Нам союзник здорово цивилизованный попался – свои «корочки» под подушку пихнул!

– Тише ты, балбес! – прикрикнули на него. – Тут сплошная травля идет. Слушай лучше…

– Ну и вот, – рассказывал друзьям темпераментный Ставриди. – Только это они с якоря снялись, музыканты – горохом на палубу. «А шторм, спрашивают, скоро будет?» – «А зачем вам шторм?» – «А посмотреть, говорят, желаем…»

– Это ты о ком? – спросил Русланов, подсаживаясь.

– Да мне, понимаешь, тут вчера один матрос с миноносца рассказывал, как они «Дюк оф Йорк» ходили в море встречать. И музыкантов с собой взяли, чтобы они английский гимн исполнили… Ну вот. Из залива только на плес вышли, тут сразу корнет-а-пистон интерес проявлять начал. «А где, говорит, у вас туалетная комната?» Его, конечно, не понимают. «Клозет!» – говорит. «Чего?» – спрашивают. «Сортир!» – говорит. «Такого у нас не водится», – отвечают ему. И так он, пока до «двух нулей» добрался, тут же и концы отдал. Потом фагот с контрафаготом морского царя покормили. Бас дольше всех держался, но и он не выдержал. Палубу-то он испугался пачкать, так прямо в трубу себе отрыгнул, потом мыть ее пошел. Капельмейстер на мостик поднялся. «Беда, говорит, один барабан остался. Но ведь на одном барабане „Боже, спаси Англию“ никак не исполнить». А сам – уже за воздух держится. «Неужели, капитан, у вас нет никакого способа, чтобы спастись от ужасов морской болезни?» – «Конечно, есть, – отвечают ему. – Хотите, мы вас в кочегарку спустим, будете воду качать для камбуза? А лимонов в сахарной пудре не держим. Извините, мол, но мы не трансатлантический лайнер». И кончилось все это тем, что когда встретили они «Дюк оф Йорк», то отдали ему салют, как положено, а вся музыка по углам в лежку валялась…

История матросам понравилась. Однако посмеялись они не слишком, чтобы рассказчик не зазнавался. Но тут пришел боцман Мацута – старик последнее время, получив погоны мичмана, сам тянулся к молодежи, однажды даже на физзарядку выбежал.

– Беда прямо с этими союзниками, – сказал Антон Захарович. – Сейчас иду мимо, вижу – у него из-под подушки сапоги торчат. Ну, думаю, от смущения он их туда запихнул. Я аккуратненько, чтобы не разбудить королевского служащего, давай их вытаскивать. Он проснулся да кэ-эк вцепится в свою обувку. Так и не дал их на палубу поставить…

– А что! – неожиданно предложил Найденов. – Давайте-ка спросим у него, когда они второй фронт открыть думают?

– Скоро. Ты газет не читаешь. А там сказано, что адмирал Джемс уже выступил в парламенте…

– Это про то, что английский флот уже готов к открытию второго фронта?

– Да, – сказал Русланов, – ведь Черчилль и Рузвельт обещали, у них в настоящий момент очень широкие планы.

– Эх, планы, планы! – засмеялся Ставриди. – Как говорят, начерчиллили планов – и никаких рузвельтатов!

– Хе-хе, – без улыбки произнес боцман. – Вот обождите, они начерчиллят, а нам с вами рузвельтатить придется! Наш фронт как был, так и останется первым! И точка!.. А потому я с вашего брата теперь – во как! – требовать порядка да дисциплины буду. В ежовых рукавицах держать вас, байстрюков, стану!

– Да удержишь ли, боцман? – съехидничал Ставриди. – А вдруг вырвемся?

– Не вырветесь… Я однажды тигру за хвост держал, и та не вырвалась!

Матросы грянули дружным хохотом:

– Не трави баланду, черт старый! Кошку, может быть, и держал ты, только не тигра. Может, вот еще за подол держался!.. Ха-ха!..

Антон Захарович намек раскусил и заметно обиделся.

– Не верите? – спросил он. – Ну так слушайте тогда… Давно это было, – начал старый.

Его тут же перебили:

– А как давно?

– При царях еще! Тебя, салагу, даже в проекте никто не держал. А я тогда уже в унтерах ходил. Нашивки имел. Красивым был. Да-а… И, помню, в Кронштадт балаган из Питера привезли. А там тигров показывали. Ученых, конечно. Хотя и мало жалованье, а все купил билет в первом ряду. Не париться же в галерке. Мы – люди гордые. Да-а… Ну, тигры сигают по арене, через кольцо прыгают. Цигарки курят. Потом рядком уселись, на дрессировщицу глядят. А один – как раз насупротив меня уселся. И хвост-то свой меж прутьев выставил. Покрутил им, покрутил и ко мне, вижу, кладет…

«Аскольд» затрясло и повалило в затяжном крене. Через раскрытую дверь было видно, как заметались в узких проходах потоки воды, затрещали под ветром полотнища парусины. Пенистые струи с шипением размывали на палубе остатки шлаковых отбросов.

Где-то вылетела из шаблонов посуда и со звоном разбилась.

– В океан выходим, – сказал боцман и продолжал свой рассказ дальше. – На чем я остановился-то?

– На хвосте, – подсказали ему.

– Ну, значит, хвост. Пушистый такой, красивый. Прямо у меня на коленях лежит. И на конце – кисточка. Помню, я еще подумал тогда: вот бы для бритья такую… Ну ладно. Сижу, значит. Хвост при мне. Тигра тоже сидит. Тут я и решил: если уж трогать, так трогать сейчас. Другого такого случая не будет. Да и похвалиться на корабле перед ребятами хотелось. Мол, что вы! А я вот тигра за хвост держал. Оно, конечно, время такое. Молодость! Да-а… Уже без четверти, – заметил Антон Захарович, глянув на часы. – Вам, ребята, на вахту скоро пора…

– Да давай, не тяни ты, рассказывай!

– И расскажу. Вот я его и погладил. Вдоль хвоста. Тигре это, видать, не понравилось. Все-таки – не кошка ведь. Он хвостом-то кэ-эк махнет! А рядом со мной купчиха сидела. Прямо по морде ее так и стебанул! А купчиха кра-асивая такая. Я хвост от нее вежливо отвел и говорю: «Извините, мол, животная – не человек, она же не понимает». И держу хвост. Тут моя тигра кэ-эк рявкнет на дрессировщицу! Да как бросится в ее сторону! Не давать же пропасть дамочке. Я тут хвост на руки намотал, ногами в барьер