– Крюк давайте!..

– Быстрей, ребятушки, никогда такую рыбу не ловили…

– Осторожней, осторожней!..

– Несите-ка в лазарет, ребятушки!

Рябинин перегнулся через поручни, крикнул:

– Боцман, что у вас там?

– Матроса вытащили, – ответил с палубы Мацута.

– Живой?

– Дышит как будто…

Через несколько минут Рябинин послал помощника узнать, что с пленным. Артем встретил Варю в коридоре. Уже одетая по форме, она возвращалась из умывальника, вытирая полотенцем мокрые руки.

– В каком состоянии немецкий матрос?

– Небольшой нервный шок, – ответила Варенька, улыбаясь. – Сейчас я сделала ему укол, он спит.

И, шутливо сморщившись, она протянула:

– Ох, эти скучные патрульные операции! Ох, это однообразие, наводящее тоску и уныние!.. Скажите, неужели даже сейчас…

Но Артем горячо перебил ее:

– Вы даже не знаете, доктор, что можно было бы сделать сейчас на миноносце. Эта победа досталась нам легко, потому что мы застали противника врасплох, он даже не успел погрузиться. А вот миноносец, да еще с гидролокатором, да с бомбометами…

Китежева недовольно взмахнула полотенцем и, не дослушав, направилась в свою каюту. Остановилась у двери, сказала:

– Какой же вы скучный!..

На душе было как-то неспокойно. Кажется, верь она в бога – наверное, молилась бы горячо и пылко. Но и без того, ложась по вечерам в холодную постель, Ирина Павловна каждый раз повторяла: «Господи, только бы ее не потопили, только бы дотянула до порта…» Ночи стояли жуткие, метельные, штормовые, и ей даже снилась легкая, как перо птицы, шхуна – шхуна во мраке, в морозном океане. И пока парусник находился в пути, она скрашивала тоскливое ожидание чтением «шканечного журнала», принятого в подарок от Левашева. В этой толстой растрепанной книге были подробно изложены события корабельной жизни – той самой жизни, которая под гудение ветров в парусах уже давно канула в прошлое…

«Вахтенные журналы бытности» появились на судах севера в 1896 году, когда особую Северную комиссию обеспокоил тот факт, что больше половины рыбацких шхун пропадает бесследно, а если их и находят потом – то с мертвыми командами. Но, как видно, поморам не понравилась эта канцелярская затея, и они заполняли «шканечный» журнал кое-как, доверяя это зуйкам, окончившим два или три класса, – лишь бы отвязаться от докучной обязанности.

Сегодня Ирина Павловна снова раскрыла тетрадь и, забравшись под одеяло, до полночи перечитывала неграмотные, до смешного ненужные откровения; видно, зуек не знал истинного назначения «Журнала бытности» и вписывал в него все, что нужно и не нужно.

«…Ветер в жалейку свищет. Верхний парус, он по-аглицки топселем прозывается, так его порвало. Антипка от руля не отходит, не ест, не спит – сам шхуну ведет…»

«…А сегодня Борис Нилыч меня за волосья оттаскал за то, что я кляксы в журнал ставлю…»

«Пришли к норвегам в Вардегауз рыбу продавать. Живут норвеги вольготно. Всякий с трубочкой ходит, а разговоров больших не ведут, все больше в молчанку играют. Спать любят, для того и перины на гагачьем пуху…»

«…Опять злая буря-падера. Вторую ночь не спамши. Стужевей веет. Афанасия Аменева за борт смыло, потонул. Дома деток много осталось и жена брюхата…»

«Батюшка Варлаам из Никольской церкви пришел с водосвятием. Руль побрызгал малость, а в кубрик не спустился – воняет-де больно, да и трам крутой…»

Примерно такими описаниями были заполнены все триста страниц журнала. Как видно, рыбаки не прониклись благостными пожеланиями комиссии; очевидно, случись что-нибудь серьезное – и вовсе забросили бы журнал. Ирина Павловна так и заснула с этой книгой в руках.

А на рассвете шхуна вошла в залив и встала на «бочку» как раз напротив судоремонтных мастерских. Наступал самый ответственный период в жизни Рябининой – период подготовки к экспедиции…

Ах, что это была за шхуна! Какой она великолепный «пенитель», шхуна доказала уже на следующий день, когда два трактора «ЧТЗ» стали вытаскивать ее для ремонта днища на береговые слипы. Случайно оборвались тросы, и парусник, скрипуче соскользнув по слипам, снова зарылся бушпритом в воду. Даже этот небольшой толчок инерции, полученный шхуной, был вполне достаточен, чтобы она плавным рывком проскочила примерно полторы мили вдоль залива.

– Ну и каналья! Будто сливочным маслом ее намазали, – так выразился один старый инженер- судоремонтник. – Легко будет она бегать, да каково-то будет управлять этой старой капризницей?..

Работы шли быстро. Днище шхуны, на тот случай, если придется встретить льды, обшивалось оцинкованным железом, оборудовались под лаборатории каюты, ставились новые мачты из «рудового» дерева. В такелажной мастерской шились новые паруса, артель морских инвалидов вила крепкие снасти.

Казалось бы, все уже в порядке. Добрый морской скакун хорошо оседлан, дело только за опытным всадником. Но вот такого-то всадника как раз и не находилось. Дело дошло даже до смешного: кто-то подсказал вызвать из Москвы старейшего парусного капитана Лухманова. Но Рябининой тут было уже не до смеха. Ведь это по ее настоянию институт делал основную ставку на использование заброшенной шхуны в экспедиции. А теперь ей пришлось столкнуться с непредвиденным препятствием, из-за которого экспедиция чуть ли не срывалась в самом начале. Дементьев уже предупреждал ее, что «шхунка построена с каким-то чертовским секретом». Тогда она не поверила ему, и вот – пожалуйста! – убедилась в этом только сейчас, когда оказалось почти невозможным отыскать шкипера, который бы смог наладить такелаж шхуны…

– Ирина Павловна, – не уставал повторять ей при каждом свидании Дементьев, – напрасно мучаетесь. Поверьте, что ни черта не получится. Эту шхуну построил сам дьявол! Я советую лучше отложить экспедицию до следующего года и рассчитывать на «Меридиан», когда он отзимует.

– До следующего? – возражала Рябинина. – Нет, Генрих Богданович. Я не согласна с вами… Вот сегодня придет ко мне еще капитан Пустовойтов. Говорят, что он лучший шкипер-парусник в Поморье. Я очень рассчитываю на него…

Но и капитан Пустовойтов, моряк заслуженный и старый, полвека проплававший под парусами, вдруг становился на палубе этой шхуны беспомощным, как ребенок. Он стыдливо пожимал плечами, удивляясь странному расположению мачт и рей. Решив все же попробовать разобраться в такелаже, он сам лазал по рангоутным деревьям и потом пристыженно разводил руками:

– Извините, Ирина Павловна. Говорят, она очень быстроходна. Очевидно – так. Но она даже не похожа на чайный клипер. Я никогда не видел таких кораблей. Мне уже скоро пойдет на седьмой десяток, и я бы хотел поплавать с вами юнгой, чтобы посмотреть – какова она в море? Но командовать шхуной при такой сложной оснастке, к сожалению, я не смогу…

– Да вы хоть попробуйте! – убеждала Ирина Павловна.

– Не смею. Всю жизнь ходил в грубых тяжелых сапогах. Разве же смогу я теперь пройти в таких изящных туфельках? Опозорюсь только…

А шхуна, легкая и красивая, как невеста, плавно покачивалась на волнах, зарываясь в воду выпуклой белой грудью. Тонкий серебристый иней лежал на ее размашистых реях, искрилась медь поручней, нарядно поблескивали свежевыкрашенные борта.

Где же найти шкипера?

Вечером Ирину Павловну вызвал к себе директор института и предупредил, что, очевидно, экспедицию придется «сворачивать». Жаль, добавил он, тех средств, которые уже израсходованы. «Меридиан» – такие сведения – вмерз в береговой припай неплотно, – может быть, он еще и вырвется из ледового плена. «Тогда и поговорим», – закончил свою речь директор, и Рябининой осталось только промолчать, хотя ей было обидно и горько…