Молинари долго молчал, переводя взгляд с Ивана на Софью, потом на Алю.

–?Ты прав насчет денег. Наверное, я все равно не смог бы отказаться. Только надо бы понять, кому понадобилось воровать яйцо у Винника.

–?А я бы занялся следующими яйцами. Нам же за них платят, а не за поиск вора.

–?Вор тоже ими займется, подозреваю, – возразил Молинари.

–?Знаешь, к вору у Винника есть вопросы. Вот пусть он его и ищет, заодно нам будет меньше мешать. Пойду распечатаю договор.

–?С ворами я разберусь, – Винник сердито расхаживал по кабинету. – Но, как вы понимаете, это все меняет. Нам с вами придется действовать очень быстро, потому что, похоже, у нас есть конкуренты.

–?Вы не допускаете, что это единичная кража? – спросил Штарк.

–?Допускаю. Но тут такое дело… Мне сегодня сказали, что Вексельберг продает свою коллекцию. Не спрашивайте, кто сказал и кому продает. На второй вопрос я и сам ответа не знаю. Неспроста все это. Кажется, кто-то очень хочет собрать все яйца, которые до сих пор не в музеях. Так что ускоряемся. – Он дважды хлопнул в ладоши: мол, не спать! – Вы принесли договор? «Херувима» в список яиц добавлять не будем, он не ваша забота.

Пробежав документ по диагонали, Винник размашисто расписался на всех трех экземплярах.

–?Успели что-нибудь прочесть про Марию Федоровну?

–?Да, кое-что, – отвечал Иван. Он вчера полночи просидел в Интернете, надергал каких-то случайных сведений, заказал несколько книг, полистал «яичную энциклопедию», выданную Винником.

–?И какие соображения?

–?Я бы поискал каких-нибудь родственников или знакомых великой княжны Ксении – это она могла выставить яйцо в Лондоне. Но вряд ли она сама его продала – оно и для нее могло иметь сентиментальную ценность, как для матери. Я прочел, что она была близка с Николаем II. Ксения умерла в 1960-м, а вот ее сын, князь Василий, в 1961-м продал на аукционе другое яйцо, «Георгиевское».

–?Неплохо для одного вечера, – снисходительно похвалил Винник Ивана. – Но князь Василий Александрович, кажется, давно умер.

–?Дочь его Наталья Васильевна жива, – отвечал Штарк. Он и вправду неплохо подготовился к разговору. – В Калифорнии. У нее там бизнес: торгует всем необходимым для ремонта. Можем к ней поехать на этой неделе, расспросить…

–?Завтра, поезжайте завтра, – Винник продолжал расхаживать. – И будьте очень внимательны; сообщите мне сразу, если заметите, что вас кто-то пасет. Это пока только интуиция, но… Сукины дети! – И финансист изо всех сил хватил кулаком по столу.

Князь Феликс Юсупов был снова при деньгах и потому беззаботен. Благодарить за это следовало – кого же еще! – Гришку Распутина, которого князь Феликс сперва отравил, потом застрелил, потом избил, но так и не сумел отправить на тот свет – пришлось товарищам князя по конспирации дострелить и утопить «старца».

Американские жиды из «Метро Голдвин Майер» сняли паскудный фильм под названием «Распутин и императрица». Юсупов был в нем выведен под именем князя Чегодаева, а его невесту, княжну Наталью, Распутин по сюжету обольщал, в чем она потом со слезами исповедалась жениху. Ирине, княгине Юсуповой, сразу советовали подать на мерзавцев в суд за клевету. Но дочь великой княгини Ксении и внучка Александра III была женщиной тихой и к скандалам не склонной. Она сперва хотела увидеть фильм и дождалась, пока он доберется до Европы, – оборотистые жиды к тому времени, конечно, уже покрыли свои расходы на съемки.

Выйдя из зала, княгиня была уже тверда в намерении судиться. Оставалось одолжить денег на адвокатов. Князю все отказывали, только барон Эрлангер поверил, наконец, и Юсуповы наняли отличного адвоката сэра Патрика Хэйстингса. У американцев адвокат тоже был сэр и королевский советник, сам Уильям Джоуит, так что мелочиться здесь было нельзя.

Исход дела отнюдь не выглядел предрешенным. Джоуит как мог убедительно доказывал, что княжна Наталья – это никакая не Ирина Александровна Юсупова. Он говорил, что всякий, кто не слеп, увидит, что такая женщина не могла иметь ничего общего с этим грязным крестьянином. Он терзал ее пять часов, заставлял признать отсутствие всякого сходства с героиней фильма, оспаривал даже тот факт, что убийца Распутина Чегодаев списан с князя Феликса. Мол, на экране он брутальный армейский офицер, а князь-то Феликс – едва ли не женственный, тонкокостный, да еще и ценитель искусства, – ну точно совсем другой человек! А как, спросил сэр Уильям, был на самом деле убит Распутин? Вероятно, он надеялся, что и здесь какие-то подробности не совпадут.

–?А вы не у меня, вы у мужа спросите, – посоветовала Ирина Александровна.

Эту историю князь Феликс умел рассказывать чрезвычайно эффектно. А поскольку сценарист, явно читавший книжку, которую князь лет семь назад выпустил о Распутине, не дал себе труда ничего переиначить, тут-то и наступил переломный момент в процессе.

Юсупов в красках, на отличном английском повествовал, как он втерся в доверие к «старцу», как Распутин полюбил слушать его пение под гитару, как все время звал к цыганам и лез целоваться, вызывая у князя дрожь отвращения. Как согласился приехать к Юсупову на Мойку, съел щедро сдобренные цианидом пирожные, напился отравленной мадеры и – пожаловался на щекотку в горле. Судья не перебивал, да и сэр Уильям, казалось, забыл, кого он представляет на этом суде, и слушал с открытым ртом. Когда князь Феликс поведал, как Распутин вдруг посмотрел на него взглядом, полным жаркой ненависти, и начал гипнотизировать – но потом так же неожиданно перестал и потребовал еще мадеры, тишина в полном зале суда стала не менее напряженной, чем почти двадцать лет назад в том роковом подвале. А потом был тот первый выстрел в упор, в сердце, и доктор Лазоверт констатировал смерть… Но снова открылся левый глаз на одутловатом лице страшного мужика, и он в последний раз попытался задушить своего убийцу, а потом – бежать… пока не догнали его во дворе пули Пуришкевича.

Еще два дня допрашивали свидетелей, но уже было ясно: сценарий фильма до тонкостей повторяет реальные события, а значит, и в его героях могут увидеть реальных персонажей. Опомнившийся сэр Уильям Джоуит пытался еще возразить, что кинематографическая княжна Наталья не сдалась Распутину, а подверглась насилию, и, значит, ее поведение никак не может бросить тень на Ирину Юсупову. Но тут уж сэр Патрик Хэйстингс возразил, что и в этом случае окружение княгини вполне может отвернуться от нее. Судья с ним согласился, и вот самоуверенные жидки принуждены уничтожить все копии фильма и выплатить княгине 25 000 фунтов – огромную сумму, в 50 раз больше, чем стоило все наследство, оставленное в Лондоне последним царем теще Юсупова, великой княгине Ксении Александровне.

Но не сразу, не сразу, в судах ничего никогда сразу не делается. Еще им с Ириной пришлось в Париже прятаться от кредиторов на барже – те, стервятники, не желали упустить момент, когда обнищавший князь, некогда самый богатый человек в России после царя, получит американские отступные. Но уж когда прошли все апелляции и деньги, наконец, материализовались, их хватило не только чтобы раздать долги и выкупить фамильные драгоценности из заклада – Ирина мудро вложила немаленький остаток в ценные бумаги.

Так что в Лондон, на выставку русского искусства на Белгрейв Сквер, они с женой прибыли в безмятежном расположении духа. Звездой этой выставки должна была стать юсуповская жемчужина «Перегрина», в XIV веке относившаяся к сокровищам испанской короны, а по легенде, даже принадлежавшая некогда самой Клеопатре, царице египетской. А может быть, и не относившаяся и не принадлежавшая – англичане утверждают, что настоящая «Перегрина» весом в 56 карат находится у них, в семье Гамильтон, – но все равно удивительная.

Лондонская выставка была особенная – не то что цирковые представления, которые устраивал в Америке вокруг своих ворованных русских сокровищ еще один жидок, Арманд Хаммер. Много в последнее время развелось «коллекционеров», купивших драгоценности русских знатных семей у воров. Сами они, не раз говорил князь Феликс, ничем этих воров не лучше. И вспоминал, как одна английская знакомая похвасталась его теще, великой княжне Ксении, своим приобретением – шкатулкой Фаберже из розовой яшмы с императорской короной, выложенной на крышке брильянтами и изумрудами.

–?Чьи же это инициалы на крышке? – полюбопытствовала знакомая.

–?Мои, – отвечала Ксения Александровна. – Это моя вещь.