хлороформом, Молинари улыбался: он сделал все, что мог.

Очнулся он от холода, в одних трусах, под выключенной бестеневой лампой, какими пользуются хирурги. Попытавшись пошевелить руками и ногами, Том понял, что его привязали к койке – или, учитывая лампу, скорее к операционному столу. Было тихо, и, повертев головой, Молинари никого в комнате не обнаружил. «Пугают, – подумал он. – Сейчас, мол, сделаем тебе операцию без наркоза. Цирк какой-то».

Туго притянутые ремнями ноги и руки затекли. Рана в боку саднила. Но надо было двигаться, чтобы перестать мерзнуть, и сыщик заворочался, натягивая свои путы. Через пару минут на лбу у него выступил пот. Теперь можно было на какое-то время расслабиться и попытаться думать о приятном, чтобы отступила боль. Молинари не умел медитировать; вместо этого он представлял себе Анечку Ли в разных соблазнительных позах. Шкафоподобный парень в спортивном костюме, вошедший в операционную через каких-нибудь десять минут, воззрился, пораженный, на нешуточную эрекцию, оттопырившую трусы пленного сыщика.

–?Ты что это, дрочишь без рук? – спросил он по-английски, но с по-голливудски преувеличенным русским акцентом. Или, может, не преувеличенным, а просто в голливудских фильмах русские – как раз такие, как этот.

–?Нет, тебя поджидаю, – отвечал Молинари, пытаясь подражать выговору своего тюремщика.

–?Тогда лучше перевернись, – посоветовал вошедший. Он, видимо, тоже провел часть жизни в казарме.

–?Чего вы хотите от меня? Если яиц Фаберже, у меня их нет.

–?Ты сейчас не в том положении, чтобы задавать вопросы, – почти сочувственно сказал русский.

–?Ну, тогда ты начинай спрашивать. Я не могу тут лежать весь день.

–?У меня нет вопросов. Я просто зашел посмотреть, как ты тут.

–?Тогда дай мне одеяло и ослабь ремни на одну дырку. И проваливай.

–?Какой-то ты невежливый. А трахаться тебе, смотрю, расхотелось…

Разговор действительно не вызывал у Молинари положительных эмоций, а образ Анечки выветрился у него из головы.

–?Будь другом, дай одеяло, я мерзну, – сказал сыщик примирительно.

–?Сейчас принесу. Мы же не звери.

Скоро тюремщик действительно вернулся с одеялом армейского образца.

–?Подоткнуть? – заботливо осведомился он.

–?Просто накинь. Спасибо, друг.

–?Друзей у тебя, мужик, здесь нет. Но на здоровье.

Молинари снова остался один. Оставалось только ждать – или морских пехотинцев, которые своих, как известно, не бросают, или хирурга.

Голос за спиной не удивил Штарка – он понимал, что на этот раз связался с особенно неприятными людьми. Но страх пробрал его до костей. Аля!

Иван бережно извлек спящую дочь из коляски и, не оглядываясь и ничего не отвечая незнакомцу, зашел в магазин. Только там он обернулся. Через стеклянную дверь на него приветливо смотрел невысокий, но плечистый мужчина, одетый на английский манер: вощеная куртка, вельветовые брюки с отворотами, твидовая кепка. Штарк огляделся: наверняка в магазине у него есть напарник. Например, вот этот спортивного вида бритый парень, разглядывающий витрину с телефонами. И правда, бритый обернулся, широко и вполне симпатично улыбнулся ему. Покупать «симку» и звонить по телефону, который прислал Винник, было бессмысленно.

Прижимая Алю к груди, Штарк снова вышел на улицу. Девочка заворочалась, собираясь проснуться.

–?Отвезите ребенка домой, – предложил англофил, недолго стороживший коляску. – А потом нам надо будет съездить кое-куда, поговорить. Ничего не бойтесь, у нас к вам никаких претензий.

–?Спасибо, – сказал Штарк с искренним облегчением. Ребенка похищать никто, кажется, не собирался. А поговорить – почему бы и не поговорить.

Бритый вышел из магазина, и они двинулись к подземному переходу втроем. Штарк нес на руках уже широко раскрывшую глаза Алю, англофил взялся катить коляску. В подъезд зашли все трое.

–?Может, не надо подниматься со мной? – спросил Штарк. – Напугаете жену.

–?Мы поднимемся, но заходить не будем. Покурим тут, на лестнице. Пожалуйста, не пытайтесь никуда звонить: засечем звонок – поймем, что вам нельзя доверять.

Иван кивнул. В лифт вместе с коляской смог войти только англофил. Бритый побежал вверх по лестнице.

Прежде чем звонить в дверь, Иван проводил глазами англофила, спустившегося на одну площадку ниже. Тот сел на подоконник, закурил.

–?Ты чего стоишь одетый и с трагическим лицом? – спросила Софья, переодевая Алю. Актер из Ивана был совсем никакой.

–?Мне тут отъехать нужно, – объяснил он. – По поводу яиц. Как они уже задолбали!

–?Что-то ты к ним быстро охладел, – заметила Софья. Облаченная в сухой подгузник Аля выразила согласие с мамой громким щебетом, и Штарку стало совсем не по себе: надо ведь что-то сказать Софье про опасность? Но так даже хуже, чем промолчать: что же, он уедет, а она здесь будет пугаться каждого шороха?

–?Я постараюсь недолго, – только и сказал Иван, открывая дверь. Софья схватила его за локоть.

–?Ты ничего не хочешь мне сказать? Мне собрать чемоданы?

–?Что ты, до этого пока не дошло, – вымученно улыбнулся Иван. Софья отпустила его локоть, и он шагнул на лестничную площадку.

Провожатые глядели на него снизу вверх. Штарк спустился мимо них и вызвал лифт на седьмой этаж.

У подъезда их ждала черная «пятерка» «БМВ». В знак доверия к Ивану англофил забрался на переднее сиденье, оставив сзади только своего молчаливого напарника. Водитель вежливо поздоровался. Но дальше ехали молча, под какое-то ненавязчивое музыкальное радио. Выбравшись на набережные Яузы, водитель дал газу, явно не опасаясь гаишников. Наверняка эту машину и без всяких мигалок не останавливают, подумал Штарк. Куда теперь? На Лубянку? Или в Ясенево какое-нибудь? Если эти ребята из спецслужбы, то из какой, собственно? Спрашивать, в любом случае, надо было не у провожатых, а уже на месте, у того, кто вот так деликатно пригласил Ивана побеседовать.

Ехать оказалось совсем недалеко. «Пятерка» свернула на мост и, на другом берегу Яузы, припарковалась возле здания, похожего на советский НИИ. Проходная и бюро пропусков, кажется, тоже сохранились в первозданном виде, но Штарка и его свиту на входе ни о чем не спросили.

На пятом этаже они миновали с десяток одинаковых отделанных шпоном дверей и остановились у более высокой, двустворчатой. Приемная директора, не иначе, подумал Штарк. Никакой таблички на двери не было, как и на предыдущих, отличавшихся только номерами. Англофил отворил для Ивана дверь. Пожилая секретарша, охранявшая вход в кабинет, мотнула головой в синеватых кудряшках: мол, ждут, заходите.

Хозяин кабинета поднялся навстречу Ивану, только когда тот преодолел внушительное расстояние до старомодного стола, кажется, вросшего в здешний паркет. Да и сам хозяин, казалось, не покидал здания с начала восьмидесятых. Именно тогда он, видимо, приобрел серый костюм, воротник которого топорщился, словно владелец костюма еще недавно был подвешен за шкирку на крюк в пыльном шкафу; и вот, к приходу гостей, его сняли, протерли тряпицей роговые очки, поправили слишком узкий черный галстук в коричневую полоску и усадили за девственно – чистый стол. На столе не было ни компьютера, ни даже ручки – только белый лист писчей бумаги.

Хозяин кабинета, впрочем, отлично сохранился в своем шкафу: поседел, но не облысел, а светлые глазки под массивными очками не утратили рентгеновских свойств. Был он худ и невысок ростом, и, если бы не глаза, напоминал бы воробья и опереньем, и острым маленьким носиком.

–?Очень рад с вами познакомиться, Иван Антонович, – сказал рентгеновский воробей, когда они пожали друг другу руки.

–?Мы вовсе не познакомились. Вы знаете, как меня зовут, а я не знаю, как вас… И еще я не знаю, где