холоду.

–?Я прочел, что вы были приемным сыном князя Феликса Юсупова, – начал Иван.

–?Я тоже читал о себе такое.

–?То есть это неправда? В «Файненшл таймс»…

–?Ну конечно, «Файненшл таймс» никогда не пишет неправды, – рассмеялся скульптор. – Да, все правильно, я его приемный сын. Только фамилию его не ношу. Мне всегда казалось нечестно ею пользоваться. Знаете, как-то раз Феликса позвали на прием в Елисейский дворец. И он потащил меня с собой. А я был мальчишка, студент, никто меня не знал. Феликс нарядил меня во фрак, повязал бабочку и объяснил, что делать. И вот посреди этого роскошного приема я подхожу к нему, кричу все русские слова, которые я знал – братущщка! балалайка! кинясь! вотка! – и лезу обниматься. И он меня тоже обнимает, как старого знакомого. Тут уж все захотели познакомиться с молодым другом самого князя Юсупова. Я не хотел всю жизнь вести себя, как на этом приеме. Ну, теперь и мою фамилию стали немного узнавать.

–?У вас удивительные скульптуры, – честно сказал Штарк.

–?Спасибо, – просиял Контрерас, тоже вполне искренне. Кажется, он был из тех, кому никогда не надоедали похвалы. – Но ваш интерес – к Юсупову, я правильно понял?

–?Связан с Юсуповым, да, – подтвердил Иван, раздумывая, как бы получше подойти к теме разговора.

–?Хотите, покажу, где он жил в последние годы? Только туда идти больше часа. Вы любите ходить пешком?

–?Люблю, – сказал Иван. – И, конечно, хочу.

–?Это в шестнадцатом аррондисмане, улица Пьера Герена. Отёй, почти пригород, далеко от центра. Хороший район, зеленый, но князь там жил, потому что было дешево. У них с женой только и была одна служанка. А денег, бывало, и совсем не водилось. Разве что продадут что-нибудь из последних драгоценностей. Зато их всюду приглашали. Феликс был красавец, светский лев. Но он совсем не понимал денег. Они с Ирэн были очень добры ко мне. Я с ними пять лет завтракал, обедал и ужинал, но если бы я предложил за что-то заплатить или что-нибудь купить, они бы смертельно обиделись. Я читал потом где-то, что в России у них было состояние – на нынешние деньги – в десять миллиардов долларов. Дворцы, поместья… И вот они продолжали жить, как будто ничего этого у них не отобрали.

Несколько шагов они прошли молча, но мексиканец, кажется, органически не мог долго ничего не говорить.

–?А вы историк? Журналист? – спросил он Ивана. Тот и сам чувствовал себя немного не – удобно, потому что никак не мог объяснить, зачем вызвал Контрераса на эту встречу.

–?Я… скорее, кладоискатель, – сказал он и снова замялся.

–?Как интересно! Разве сейчас такие бывают? Кстати, Феликс мне рассказывал, что он спрятал клады в своих дворцах в России, но их потом нашли большевики. Но если вы надеетесь, что он спрятал что-нибудь здесь, в Париже, выбросьте это из головы. Он был беден, как церковная мышь. А когда он умер, Ирэн стала совсем нуждаться. Под конец она даже не отказывалась принимать от меня помощь, – я-то к тому времени уже встал на ноги.

–?Сеньор Контрерас…

–?Виктор, пожалуйста.

–?Я стал разыскивать ваш номер, когда увидел фотографию вашей скульптуры в Ватикане. «Происхождение».

–?А, ну да. Яичко. Иллюстрация к известному парадоксу. Хотя логически он разрешается по-другому. Была какая-то птица – прародительница кур, которую не обязательно можно назвать курицей, и она снесла яйцо, из которого вылупилась первая курица. Но такая логика не подходит для Ватикана, а? – Контрерас толкнул Ивана локтем в бок. Штарк был на голову выше мексиканца и ощутил этот толчок ягодицей. – Для Ватикана годится только пластическое решение. Поэтому им понравилось мое яичко.

–?Я увидел эту скульптуру и решил вам позвонить, – повторил Иван. – Дело в том, что сейчас мы с моим партнером разыскиваем несколько утраченных яиц Фаберже. Никто не знает, когда и где они пропали, поэтому мы вынуждены опираться на догадки, отрывочные сведения, просто на интуицию. И вот я увидел, что вам не чужда идея яйца с сюрпризом. На вашем сайте сказано, что вы сделали эту скульптуру в 1974 году. Ваша приемная мать, Ирина Юсупова, умерла в 1970-м и, насколько я понимаю, оставила вам кое- какие семейные реликвии – документы, фотографии, картины, даже драгоценности. Я прочел, что вы хотите открыть музей Юсупова, но не уверены, что в Мексике для него правильное место. И вот, если совсем начистоту, мне пришла в голову мысль, что Ирина завещала вам яйцо.

Контрерас взял Ивана под руку, подвел его к парапету, облокотился, посмотрел на масляно – серую реку внизу.

–?Знаешь, иногда мне кажется, что мои друзья из Ватикана абсолютно правы. Во всем, что происходит, есть божий промысел, а? Думаешь, я встречаюсь с каждым, кто звонит мне среди ночи и говорит, что он из России? Хотя, конечно, в некотором смысле так оно и есть: кроме тебя, так никто не делал. – Контрерас рассмеялся собственной шутке. – Я решил с тобой встретиться, когда ты назвал свою фамилию. Она мне знакома в связи с одним предметом, который мне завещала Ирэн.

Еще некоторое время он смотрел на ленивую Сену. Иван разве что дыхание не задержал: неужели и вторая его догадка чудесным образом подтвердилась? В такое везение непросто поверить.

Но скульптор, вместо того чтобы продолжать, отошел от парапета и зашагал дальше по набережной. Штарк шел рядом, не прерывая молчания. Через некоторое время ему стало казаться, что Контрерас вообще раздумал откровенничать.

–?Расскажи мне о себе, – сказал, наконец, мексиканец уже на площади Альма. – Нам еще долго идти. Откуда ты, кто твои родители? С самого начала.

–?Я из города, который называется Шадринск, в Курганской области. Это на Урале, если вы представляете себе русскую географию.

Контрерас кивнул.

–?Отец работал на заводе, был мастер на все руки. Мать была на том же заводе бухгалтером. Их давно нет.

–?Мастер на все руки, говоришь? Интересно. А что за завод?

–?Автоагрегатный. Самый большой в городе.

–?Твоя семья давно жила в тех местах?

–?Нет, деда выслали в начале Второй мировой войны из Москвы. Тогда всех русских немцев ссылали. Из них создали трудовую армию – так это называлось, – чтобы немцы не могли предать на фронте, а работали в тылу.

–?Из Москвы… А его предки тоже жили в Москве?

–?Не знаю. Деда я не застал; отец тоже рано умер, я почти ничего не знаю о его предках.

Еще некоторое время они шли молча.

–?Мне рассказывать про себя дальше? – спросил Штарк.

–?Да, конечно, мне интересно, – рассеянно сказал мексиканец.

И Штарк вкратце поведал ему про свою жизнь – недолгую учебу в Свердловском художественном училище, переезд в Москву, финансовый институт, карьеру в банке, новую жизнь в качестве «кладоискателя». Он не совсем понимал, зачем все это рассказывает: мексиканец иногда кивал, бурчал что-то себе под нос, но, может быть, и не слушал Ивана вовсе. В последний раз он проявил какую-то заинтересованность, когда Штарк сказал о высылке деда.

–?Мне кажется, вам скучно это слушать, – надоело, наконец, Ивану. – У меня довольно обычная жизнь.

Они миновали Трокадеро и вступили на территорию шестнадцатого округа: вот уже и кладбище Пасси.

–?Не очень обычная, учитывая твое нынешнее занятие, – возразил скульптор. – Не всякий делает себе профессию из поиска сокровищ. Но в твоем случае это, вполне возможно, судьба. Я даже не уверен, что ты догадался, скорее почувствовал.

–?Ирина Юсупова действительно завещала вам яйцо Фаберже? – Голос Ивана сорвался. Он едва удержался, чтобы не пуститься вприпрыжку.