– Нет. Наверное, уехал. Не знаю.

Она поразилась тому, каким замкнутым стало Юрино лицо. Но из-за чего? Из-за того, что разговор зашел об этом Саше Неделине? Или о Юле?..

Лизе всегда было легко говорить с Юрой, но сейчас она чувствовала, что их разговор все ближе подходит к тому моменту, когда больше не скрыться будет за ничего не значащими темами, – и она боялась этого момента. Она не произнесла этого вслух, но Юра спросил:

– Ты устала, Лиза?

Она ничуть не устала, но его вопрос показался ей спасительным.

– Наверное, пора домой, – ответила она. – Я думаю, ты устал больше, чем я.

– Я редко устаю, – возразил Юра. – То есть я устаю, конечно, но только тогда, когда делаю не то, что хочу.

– А разве такое бывает?

– К сожалению. Хотя я стараюсь этого избегать. Как же я мог сегодня устать? Сейчас я тебя отвезу.

Он говорил отрывистыми фразами, потом подошел к обочине и остановил машину.

До Лизиного дома доехали быстро. Перед тем как выйти из машины, Юра попросил водителя:

– Минутку подожди, сейчас поедем на Котельническую.

Они остановились у самого подъезда. Лиза чувствовала, что не прерывается между ними та нить, которая связывает их мгновенным пониманием, – но сейчас именно это мучило ее.

По Юриному лицу она видела, что он чувствует то же самое. Они понимали друг друга, и это мешало им расстаться сейчас и не позволяло не расставаться…

– Лиза, я… – Он замолчал, точно споткнулся.

– Не надо, Юра, – сказала она. – Тебе не надо растравлять свою душу.

– А тебе? Я виноват перед тобой, и я это понимаю.

– Но в чем же, Юра? Оставь это, тебе ли в чем-то себя винить!

– Ты понимаешь, о чем я говорю… Но я не могу сказать больше ничего.

– Эй, командир, так едем или остаемся? – крикнул водитель. – Ты быстрей давай думай, время – деньги!

Не оборачиваясь к водителю, Юра взял Лизину руку, поднес к губам.

– Все, – решительно сказал он. – Больше не буду. Спасибо тебе!..

Он пошел к машине стремительной своей походкой. Лиза вошла в подъезд, собрав все силы, чтобы не обернуться.

Единственное, чего боялся в своей жизни Сергей Псковитин, было смятение. Он и сам не определил бы точно, что называет этим словом. Это было какое-то непонятное состояние души, из-за которого люди совершают необъяснимые и неадекватные поступки, ломают собственные жизни и перестают себя контролировать.

С ним такого почти не случалось – во всяком случае, в последние пятнадцать лет. И Сергей знал: он сам сделал все для того, чтобы волна необъяснимого не могла сбить его с ног. Знал он и то, что многим ради этого пожертвовал, ограничив свою жизнь определенным кругом занятий и желаний. И он дорожил собственной душевной и житейской устойчивостью.

И в общем-то это было не так уж трудно – особенно в последние пять лет, когда он снова был рядом с Юрой и ежедневно чувствовал ту живую, подхватывающую волну, которая исходила от его друга.

Если бы кто-нибудь осмелился сказать Псковитину, что за каких-нибудь несколько месяцев обрушится здание, в надежности которого он был совершенно уверен, – он в лучшем случае посмеялся бы над этим нахалом. Особенно если бы тот еще добавил, что это произойдет из-за зеленых женских глаз.

Отношения Псковитина с женщинами складывались так просто, что о них не стоило и говорить. Когда- то, в ранней юности, он был уверен, что женится. Ведь все женятся, значит, и он, тем более что его, не по возрасту сильного пацана, давно уже распирало от властных мужских желаний.

Но время шло, его отношения с женщинами давно уже не были целомудренными, а женитьба казалась чем-то нереальным и даже ненужным. Представить себе, что любая из девчонок, которых он катал на мотоцикле, а потом целовал в кустах или где-нибудь на сеновале, стремясь поскорее исполнить свое – да и их – жадное желание, – представить себе, что какая-нибудь из них будет жить с ним постоянно, он не мог даже в самом невообразимом сне.

Он не был с ними груб. Наоборот, в отличие от большинства мужчин всегда старался доставить удовольствие не только себе, но и женщине. Но то, что он испытывал после приятных любовных утех, можно было назвать только снисходительностью.

Сергей нравился женщинам – и даже опытным, замужним женщинам, – когда был совсем еще мальчишкой. Они сразу чувствовали, какое удовольствие обещается в благосклонности этого высокого крепкого парня, и наперебой брались обучить его хитрым плотским премудростям.

И Сергей был благодарен им – тем, первым, женщинам, давшим ему уверенность в себе в те самые годы, когда все его ровесники втайне боялись, что не смогут подтвердить свое мужское достоинство.

Особенно Катю Рослякову, свою первую, он вспоминал с непреходящей приязнью.

Катя была капитаншей – так она сама себя называла. Или говорила еще, лукаво посмеиваясь: