– Да нет, какой тогда в школе мог быть язык. Учитель был, конечно: родители заставляли заниматься. Я ведь потом, в университете, вообще его забросил. Уверен был, что геологу никогда не понадобится. Потом уж только вспомнить пришлось…
– Меня тоже папа заставлял, – кивнула Марина.
– Видишь, какое единство биографий! – сказал Алексей, и она увидела в его глазах улыбку.
Впервые за этот вечер он действительно улыбался, хотя и до этого поддерживал общий веселый тон. Но сейчас он улыбался по-настоящему, и все лицо его улыбалось, и ямочка появилась наконец на правой щеке.
И она тут же успокоилась, тут же забыла вчерашние свои размышления о его неожиданной мрачности и о том, что же с ним происходит. Улыбка у него была удивительная: как только она появлялась в его глазах, освещала лицо – сразу казалось, ничего и не было до нее, ни во что мрачное и тяжелое невозможно было поверить.
– Ты не хочешь пешком пройтись немного? – спросил Алексей, когда они вышли из Президент-отеля. – Отпустим машину и погуляем?
Марина кивнула, и они медленно пошли вдоль парапета набережной к мосту. Она почувствовала, как прояснилось его настроение – оно овевало ее ощутимее, чем майский ветер.
Ее каблук попал в какую-то выщербинку на асфальте, Марина споткнулась, Алексей тут же подхватил ее под локоть, и она улыбнулась, почувствовав спокойную твердость его руки – совсем другую, чем когда он сжимал мельхиоровое кольцо в «Метрополе».
– Я не очень выпадала из общего тона? – спросила она. – Знаешь, я ведь даже не заметила, как вела себя, что говорила…
– Ну и хорошо. – Улыбка снова мелькнула в его глазах. – Я видел, что ты не разглядываешь себя со стороны. Все было отлично, Марина, ты вела себя так, как надо. И по-моему, так, как сама хотела?
– Да, – кивнула она. – Действительно, все остальное – мелочи…
Теперь, когда она почувствовала наконец его спокойствие и успокоилась сама, ей хотелось расспрашивать его обо всем, что в состоянии подавленности и тревоги проходило мимо ее сознания. Чем он занимается, как идет его жизнь в то время, когда она его не видит? Она понимала, что невозможно ответить на все вопросы одновременно, и спросила его о самом простом – о работе.
– А у меня империя, – улыбнулся он. – Помнишь, ты меня в императорских замашках уличила? Ну вот, так и называют: сибирская империя Шеметова.
– Наследственная? – Марина тоже улыбнулась.
– Если бы! Нет, со всеми клондайкскими радостями – век бы их не знать.
– И чем же ты занимаешься?
– Да чем в Сибири вообще занимаются – тем всем и занимаюсь. Лесосплав, промысел, строительство – говорю же, империя.
– Но как же это можно? – удивленно спросила Марина. – Вот так, вдруг, взять и заняться лесосплавом? Или промыслами?
– Ну почему вдруг? – усмехнулся Шеметов. – Там всегда люди этим занимались, и я тоже участие кое в чем принимал. Бревна, как трава, лежали по Енисею у берегов… Просто наступил момент общей растерянности. И, по большому счету, если отбросить частности и партийные льготы, хозяином в конце концов становился тот, кто мог сказать: делай, как я. А уж если он и в самом деле понимал, как надо делать…
– И ты понимал?
– Смею думать. Не так уж все это было сложно, если знать, как на самом деле происходит, а не строить воздушные замки. А я, к счастью, не один год там работал и вот именно знал, как на самом деле, как в отчетах не напишут.
Марина заметила, как в прищуре его глаз утонула недавняя радость.
– Это… было нелегко? – осторожно спросила она.
– Да нет, – нехотя ответил Алексей. – Но уж очень жестко надо было себя переломить. Хотя, может быть, для меня тогда это было и к лучшему…
Марина поняла, что ему не хочется говорить об этом, и поспешила переменить тему, постаравшись зацепиться разговором за что-нибудь из сегодняшнего вечера.
– А ты не заметил – эти люди у лифта? – спросила она.
И тут же подумала, что он, конечно, не заметил такой мелочи и даже не поймет, о чем она спрашивает.
– С квадратными головами? – вспомнил он. – Да, я заметил, ты на них удивленно посмотрела. И что же тебя так удивило?
– Как он с тем, что остался, разговаривал…. Это так принято?
– В смысле, по-хамски? Ну, он даже не заметил, что у него тон какой-то особенный. Да и второй тоже, я думаю. В порядке вещей это, Марина. Первый уверен, что право на хамский тон – лучшее, что он купил себе за свои деньги. А второй только и мечтает, как бы заиметь такие же деньги, чтобы точно так же унижать потом свою прислугу. Да ведь так везде, Марина! В армии первогодки только и ждут, как бы стать «дедами» и измываться над другими так же, как измывались над ними. Неужели ты этого не знала?
– Как странно… – задумчиво сказала она. – И ты действительно думаешь, что это в порядке вещей? Но ты же с Толей так не разговариваешь…
– Во-первых, что бы я ни думал, воспитывать того, квадратноголового, я не собираюсь, – поморщился Шеметов. – Мама-папа не воспитали, теперь поздно. Моя забота – не допустить, чтобы он так разговаривал
