Она слышала, что Иветта вышла из квартиры рано утром, еще в темноте. Слышимость в панельном доме вообще была отличная, и весь день Марине было слышно, как шаркают ноги по лестнице, открывается-закрывается дверь «кельи». Неужели после такого напряженного дня госпожа Иветта даже не хочет прилечь?

– А зачем? – усмехнулась та. – Не так уж я устала. Только душ приму, – добавила она.

Минут через пятнадцать, выйдя из ванной, она позвала Марину в свою комнату. Это была обычная спальня: широкая низкая тахта, на всю стену – зеркальный шкаф с раздвижными дверцами, другая стена занята еще одним огромным овальным зеркалом. И, конечно, множество флаконов, баночек и тюбиков на подзеркальнике – так же, как и в ванной.

«Неужели можно запомнить, как всем этим пользоваться? – подумала Марина. – И зачем?»

В углу комнаты стоял круглый пуф, обитый шелком, и госпожа Иветта присела на него. Она была в длинном темно-бордовом атласном халате, влажные волосы распущены по плечам. Лицо ее с неподведенными глазами и ненакрашенными губами показалось Марине старше, чем в первый день знакомства, но все-таки эта женщина была на редкость красива.

Марина поискала глазами, куда бы присесть, но госпожа Иветта сказала:

– Разденься, Марина, – все снимай. Работу над своей внешностью надо начинать не с того, чтобы накрасить губы.

Марина удивленно посмотрела на госпожу Иветту, но подчинилась, развязала пояс махрового халата.

Госпожа Иветта внимательно оглядела Марину и не менее внимательно – ее отражение в зеркале.

– Что ж, – сказала она, – как я и предполагала, ты обладаешь всем, что требуется.

– Для чего требуется? – спросила Марина.

– Прекрасный вопрос! – усмехнулась госпожа Иветта. – Именно в этом все дело: для чего ты занимаешься собою? Можно делать это для того, чтобы нравиться мужчине – или мужчинам, это все равно. Тогда надо внимательнейшим образом присматриваться к их вкусам и мгновенно отвечать их желаниям – еще прежде, чем они сами о них догадаются. Но это скучно. – Она слегка скривила губы. – И, собственно говоря, на одно это не стоило бы тратить время. Не менее скучно, по-моему, отдавать время тому, чтобы нравиться самой себе: ублажать себя новыми платьями, кольцами и туфельками. Я знаю, ты можешь с этим не согласиться – многие женщины с этим не согласятся…

– Почему же я не соглашусь? – возразила Марина. – Я просто не знаю…

– Вот и отлично, что не знаешь. Значит, ты можешь начать именно с того, что одно и имеет смысл. То есть – с того неотразимого магнетизма, который действует на всех: на любого мужчину, на любую женщину, даже на целую толпу. Тебе не приходилось видеть, как это бывает? Когда среди роскошно одетых, ухоженных дам появляется одна – и все смотрят только на нее, и пытаются добиться ее расположения. Хотя, – улыбнулась Иветта, – где бы ты могла это видеть?

Она поднялась со своего пуфа, подошла к Марине. Марина смотрела на отражение госпожи Иветты в зеркале рядом с собою и понимала: уж она-то в избытке обладает этим самым магнетизмом, уж на нее-то любой обернется.

– Я не стала бы затевать все это с тобой, – сказала госпожа Иветта, – если бы в тебе не было того, что необходимо изначально, без чего не имеет смысла самое роскошное платье, самые редкостные драгоценности…

– Без чего? – снова спросила Марина. – Что во мне есть такого, без чего невозможно обойтись?

– В тебе есть загадка, – спокойно сказала госпожа Иветта. – Но пока еще нет сознания того, что она в тебе есть. Ты держишься так, как будто такие глаза, как твои, встречаются у каждой третьей, как будто твоя фигура – нечто само собой разумеющееся. А это совсем не так, и забывать об этом нельзя ни на минуту.

– Но что такого уж необыкновенного в моей фигуре? – искренне удивилась Марина. – Ну, глаза еще ладно – цвет, может быть, необычный…

– Цвет, форма, даже их расположение над твоими высокими скулами. А главное – то, как они меняются по сто раз за пять минут! Тот, кто в них смотрит, только успевает приглядеться, понять – а уж они другие, и опять он должен вглядываться, и опять не успевает…

– Вы думаете, это хорошо? – тихо спросила Марина.

Она вдруг вспомнила, что именно об этом говорил ей Женя…

– Хорошо, плохо – какие глупости, Марина, забудь ты эти слова! Это – неотразимо, и значит – это власть. – Госпожа Иветта произнесла это спокойным тоном, но Марина почувствовала, какая страсть вспыхнула на мгновение в ее голосе. – Смешно было бы тебе этого не замечать. Так что помни, на чем должна держаться твоя уверенность в себе. А теперь посмотри на свою фигуру, – сказала Иветта. – Не просто посмотри, а пойми, насколько она необычна.

– Но я правда не понимаю… – медленно произнесла Марина. – Я просто не вижу…

– Мариночка, да были ли мужчины у тебя? – вдруг насмешливо спросила госпожа Иветта.

– Д-да, – пробормотала Марина. – Был…

– А чего ты стесняешься? – Тон у Иветты был по-прежнему насмешливый. – Девственность вовсе не является достоинством, а уж об истинном очаровании девственнице можно вообще забыть. Я только не понимаю: раз у тебя был мужчина, почему же ты не догадалась, как возбуждающе-сексуальна твоя фигура? Неужели он тебе об этом никогда не говорил?

Марина молчала. Женя действительно никогда не говорил ей об этом. Он шептал ей слова любви, и голос у него был страстный, задыхающийся от желания и наслаждения, но он никогда не произносил таких спокойно-оценивающих слов…

Она вздохнула и ничего не ответила госпоже Иветте. Но та и не очень ждала ответа.

– Мужчины вообще становятся косноязычны, как только добиваются своего, – заметила она. – Но что