непредсказуемость действительного строения Земли. А это вселяло некоторую надежду, по крайней мере до тех пор, пока мы продолжали оставаться в живых.

На отметке сто миль температура упала на полградуса! Когда я сообщил об этом Перри, тот восторженно заключил меня в свои объятия.

До полудня следующего дня температура продолжала неуклонно падать, пока в кабине не стало столь же холодно, как перед этим было невыносимо жарко. На глубине двухсот сорока миль в кабине резко запахло аммиаком, а температура упала до -10°. Почти два часа мы страдали от ужасного холода. На глубине двухсот сорока пяти миль мы вошли в мощный ледяной пласт, и температура резко подскочила до +32°. Последующие три часа мы пробивались через лед, а затем вновь началась насыщенная аммиаком порода и опять резко похолодало.

Через какое-то время температура снова стала подниматься, пока мы окончательно не уверились, что приближаемся к расплавленным слоям земной коры. На глубине четырехсот миль температура достигла 152°. Я лихорадочно наблюдал за неуклонно ползущим вверх ртутным столбиком. Перри наконец-то прекратил напевать и начал молиться.

Нашим надеждам был нанесен такой удар, что нарастающая жара казалась нам куда сильнее, чем была на самом деле. В последующий час столбик поднялся лишь на один градус и на глубине четырехсот десяти миль достиг максимальной пока отметки в 153°. Теперь мы уже оба следили за термометром, затаив дыхание. Остановится ли он на этой черте или будет безжалостно ползти вверх? Понимая, что обречены, мы все же с упорством утопающих цеплялись за последние обрывки надежды.

Указатель кислорода уже приближался к критической черте - воздуха оставалось не более чем на двенадцать часов, хотя непохоже было, что мы проживем эти часы.

На отметке в четыреста двадцать миль я снова посмотрел на термометр и не поверил своим глазам.

- Перри! - закричал я, - Перри, старина, он опускается! Опускается! Опять 152°!

- Черт побери! - недоумевающе воскликнул он. - Неужели в центре Земли находится холодное ядро?

- Понятия не имею, - ответил я, - но, слава Богу, что мы не изжаримся на медленном огне. Я готов принять любую другую смерть, но только не такую.

А ртутный столбик опускался все ниже, пока не достиг того же уровня, что и на глубине семи миль в caмом начале нашего пути. В это время перед нами встала другая проблема - истощение запасов кислорода. Перри первым почувствовал это. Он судорожно стал нажимать кнопки, регулирующие его подачу, а через несколько секунд и я ощутил, как тяжело стало дышать. Голова у меня закружилась, руки и ноги налились свинцом.

Голова Перри беспомощно упала на грудь, но он тут же пришел в себя, выпрямился в своем кресле и повернулся ко мне.

- Прощай, Дэвид, - сказал он, - это, наверное конец.

С этими словами он улыбнулся и закрыл глаза.

- Счастливо, Перри! - улыбнулся я в ответ.

Но я не впал в беспамятство. Я был молод и хотел жить. Целый час я сопротивлялся надвигающемуся удушью. Почти сразу я обнаружил, что поднимаясь выше по направлению к корме, я могу продолжать дышать. Примерно час я еще протянул на этих скудных остатках живительного газа, но всему приходит конец. Я понял, что на дальнейшее сопротивление неизбежному у меня просто нет сил. В последнем проблеске сознания я устремил взгляд на указатель расстояния. Он стоял на отметке ровно пятисот миль от поверхности земли. И в этот самый момент машина внезапно остановилась. Непрерывный скрежет от проходящих меж стенок обломков измельченной породы прекратился. Изменившийся звук от работы бура неопровержимо свидетельствовал, что теперь он вращается вхолостую. И тут меня осенило. Нос железного крота находился НАД моей головой. Я смутно припомнил, что такое положение возникло при проходе через ледяной пласт. Тогда мы как-то не обратили на это внимания, но сейчас я без труда нашел объяснение этому феномену: каким-то образом мы ухитрились развернуться во льду на 180° и теперь снова добрались до поверхности. Благодарение Богу, мы спасены!

Я приложил нос к заборной трубе, через которую предполагалось брать образцы породы, и с восторгом понял, что мои рассуждения оказались верны -сквозь трубу в кабину вливался поток свежего воздуха. Реакция на это открытие оказалась слишком сильной, и я потерял сознание.

Без сознания я находился не больше секунды. Падение на железный пол кабины моментально привело меня в чувство.

Первым делом я бросился к Перри. Мысль о том, что он умер на пороге спасения, ужаснула. Разорвав рубаху у него на груди, я приложил ухо к сердцу и чуть не завопил от радости оно билось медленно, но ровно.

Я намочил водой платок и несколько раз похлопал им по лбу и щекам Перри. Мои усилия привели к результату - он раскрыл глаза. Некоторое время старик тупо глядел на меня широко раскрытыми глазами, но постепенно взгляд его становился все более осмысленным. Он приподнялся и сел, удивленно втягивая носом воздух.

- Послушай, Дэвид, - обратился он ко мне, - я не ошибаюсь, это действительно свежий воздух? Что все это значит и где, черт побери, мы находимся? Что произошло?

- А то, что мы снова на поверхности, Перри! сказал он, - это, наверное радостно объявил я, - но вот где именно, не имею представления. Я еще не открывал люки, потому что был слишком занят вашим 'оживлением'. Ей-Богу, ваша жизнь висела на волоске!

- Говоришь, мы снова на поверхности, Дэвид? Как же это возможно? Я давно потерял сознание?

- Недавно. Вероятно, мы сделали разворот во льду. Вы помните, как наши кресла вдруг перевернулись? После этого нос машины оказался у нас над головой. Тогда мы не обратили на это внимания, но сейчас я все четко вспомнил.

- Ты хочешь уверить меня, что мы развернулись в толще льда? Дэвид, это невозможно! Мой аппарат не может повернуть, пока нос его не отклонился от прямой линии. А если это случилось под воздействием каких-то неизвестных сил, то неизбежно должно было привести к изменению положения рычага поворота, который, как ты сам видел, не сдвинулся ни на дюйм с момента старта.

Все это я, конечно, знал, но чем тогда объяснить работу бура вхолостую и чистый воздух в кабине?

- Я понимаю не хуже вас, Перри, что мы не могли повернуть. Но факты упрямая вещь: мы на поверхности, и я собираюсь выйти наружу посмотреть, где именно.

- Лучше подождать до утра, Дэвид, сейчас ведь ночь.

Я взглянул на хронометр.

- Половина первого. В пути мы находились семьдесят два часа, так что снаружи, действительно, ночь. Но я все равно выйду, хотя бы для того, чтобы посмотреть на небо и звезды, которые я не надеялся снова увидеть.

С этими словами я отодвинул засов внутреннего люка и открыл его. Между стенками цилиндра находилась измельченная порода, и мне пришлось поработать лопатой, прежде чем я добрался до внешнего люка, сваливая землю и камни прямо на пол кабины. Когда я, наконец, освободил крышку внешнего люка и отодвинул засов, Перри стоял у меня за спиной. Отверстие открытого люка более чем наполовину находилось над поверхностью. Нас с Перри изумил яркий дневной свет, вливающийся в него.

- Кажется, хронометр врет, сказал он, - это, наверное сказал я.

Перри со странным выражением на лице отрицательно покачал головой.

- Давай-ка лучше поглядим, что там снаружи, Дэвид, - предложил он.

Мы вместе вышли наружу и удивленно уставились на окружающий нас ландшафт, столь же