пересохшего океана. Ненавидящие и ненавидимые, не знающие ни любви, ни жалости, ни счастья, ни покоя, не умеющие смеяться, плакать, они проводили свою жизнь в постоянных войнах друг с другом, со своими соседями; любой человек, попавший в эти безрадостные пустыни, становился жертвой их безудержной жестокости и алчности.
Но даже среди этих свирепых и жестоких обитателей пустынь наибольшей жестокостью отличалась орда зеленых из Торкаса.
Город Торкас, в древности отличавшийся богатством и великолепием, теперь был опустошен и полуразрушен. Но слава его была такова, что он до сих пор был отмечен на всех картах Барсума. Я никогда не видел его и поэтому решил пролететь над ним. И когда вдали я увидел горделивые башни и мощные укрепления Торкаса, я ощутил тревожное возбуждение, которое испытывали все красные люди Барсума при виде развалин древних городов.
Приблизившись к городу, я сбросил скорость и опустился пониже, чтобы рассмотреть его. Как он, вероятно, был прекрасен, хотя прошло много тысячелетий с тех пор, как его широкие улицы и просторные площади были полны жизни; город поражал воображение своим великолепием, которое не могло полностью уничтожить даже безжалостное время.
Я увидел улицы города, по которым много лет не ступала нога человека. Плиты мостовых заросли желтым мхом, из трещин выбивались корявые деревья и кусты. Молчаливые дворцы смотрели на меня. Кое-где крыши провалились, но в основном все было в полном порядке, и казалось, что город дремлет, грезит о своем прекрасном прошлом, когда в этих дворцах жили счастливые, гордые люди, по улицам ходили прекрасные женщины, одетые в шелка, и их драгоценности сверкали в солнечном свете при каждом движении гибкого тела. Я видел витрины богатых лавок, видел мачты кораблей, стоящих на якоре в гавани… Вот по широким улицам идут моряки, а возле дверей домов стоят суровые воины. Да, чудесные видения рождала мертвая тишина мертвого города! И вдруг возле одного из роскошных дворцов я увидел то, что сразу вернуло меня из чудесного прошлого в реальность, – прямо подо мной я увидел несколько тотов, которые были привязаны к ограде большого сада.
Присутствие этих огромных животных могло означать только одно – значит, их свирепые хозяева где-то неподалеку.
Один из тотов поднял голову и, завидя меня, начал злобно реветь. Остальные, которых очень легко привести в бешенство, тоже стали реветь, и поднялся дикий шум, результат которого было нетрудно предугадать.
Зеленый воин выскочил из дворца и заметил меня и мой флайер. Поняв это и то, что скрываться не имеет смысла, я включил двигатель на полную мощность и поднялся на большую высоту. Я видел, что из дворца высыпало еще человек двадцать и первый воин показал на меня.
Я хорошенько отругал себя за любопытство, на удовлетворение которого у меня сейчас не было времени. Я поднимался вверх зигзагами, а снизу доносились свирепые крики зеленых. Я видел, как дула их длинных винтовок направлены в мою сторону. И вот я уже слышу свист пуль. К счастью, они пролетели мимо. Еще несколько секунд, и я буду вне досягаемости выстрелов зеленых. Я уже в душе благодарил своих предков за удачливость, как вдруг одна из пуль попала в корабль, но я уже вырвался из-под обстрела.
Злобные крики разочарования достигли моих ушей, когда я сделал вираж и взял курс на юго-запад, все еще не веря в свое везение.
Я уже пролетел семьдесят карадов от Гелиума и считал, что до Джахара осталось карадов пятьдесят- семьдесят. Я решил, что больше не буду подвергать опасности свою жизнь – ведь от меня зависит жизнь Саномы Тора, девушки, которую я люблю.
Я летел на большой скорости и вдруг ощутил, что мне трудно поддерживать высоту. Мой флайер терял способность держаться в воздухе. Я предположил, и последующий анализ подтвердил это предположение, что пуля зеленых пробила устройство, обеспечивающее полет.
Упрекать себя в преступной беззаботности было бы только напрасной тратой умственной энергии, хотя я могу заверить вас, что я вполне осознавал свою ошибку и ее возможные последствия, влияющие на судьбу Саномы Тора, так как мои шансы существенно уменьшались.
В этот момент я думал только о Саноме Тора, совершенно забыв о том, что и моя жизнь теперь находится в смертельной опасности.
Это был сильный удар по всем моим надеждам, но он не убил их полностью, так как человек не теряет надежды, пока жизнь еще теплится в нем.
Я не знал, сколько времени мой корабль продержится в воздухе, и поэтому единственное, что я мог сделать, это увеличить скорость полета, чтобы оставить между собой и зелеными как можно большее пространство. Я понимал, что недалек тот момент, когда мне придется приземлиться в этой пустыне.
Я пролетел примерно две тысячи хаадов от того места, где меня подбили зеленые из орды Торкаса. Сейчас я находился над заросшей мхом низменностью, где когда-то плескались волны залива. Далеко впереди виднелись низкие холмы – берег моря. Я направил флайер к холмам, надеясь, что высота полета позволит мне перелететь через них. Но чем ближе я подлетал, тем меньше надежды оставалось у меня. Я понял, что еще немного и мне придется садиться. И тут я увидел у подножия холмов развалины города. Ничего хорошего мне это не сулило, так как подобные развалины всегда служили местом обитания зеленых.
Сейчас я находился на высоте нескольких адов над землей (ад – примерно 9, 75 фута). Я уменьшил скорость, чтобы не разбиться при приземлении, и это приблизило конец полета. Я опустился на покрытую желтым мхом равнину в хааде от бывшей набережной мертвого города.
3. Западня
Мне не повезло, так как я приземлился на совершенно открытой местности и был виден из города, как на ладони. У меня оставалась только жалкая надежда на то, что зеленые любят селиться в самых роскошных дворцах древних городов, которые обычно расположены далеко от берега. Поэтому я мог надеяться, что сумею добраться до города и укрыться в одном из домов на набережной. Впрочем, может быть, здесь вовсе нет зеленых людей.
Флайер больше не представлял для меня ценности, поэтому я мог со спокойной совестью покинуть его. Взяв оружие, патроны, немного еды, я быстро пошел по направлению к набережной. Не знаю, заметили ли меня враги, но во всяком случае я дошел до домов, не обнаружив ни одного живого существа.
В некоторых древних городах живут огромные белые обезьяны Барсума, которых все боятся, даже больше, чем зеленых дикарей. И не только потому, что они обладают страшной силой и чрезвычайно свирепы, но и потому, что они людоеды. Пожалуй, это единственные живые существа, которые вселяют ужас даже в зеленых людей Барсума.
Может показаться странным, что я, зная все опасности, которые могут подстерегать меня в этих развалинах, тем не менее стремился к ним. Но у меня не было альтернативы. Оставаться на голой, покрытой мхом равнине без всякого укрытия – это значит быть замеченным или зелеными, или белыми обезьянами, т. е. погибнуть. Значит, мне нужно было искать убежище, где я мог бы спрятаться до наступления ночи. Только под покровом темноты я мог надеяться благополучно пересечь пустынную равнину. Только город мог дать мне убежище, и поэтому я стремился к нему. Стоя на плитах набережной, я смотрел на дома, которые когда-то были складами, магазинами. А дома смотрели пустыми глазницами окон на меня, на пустую набережную, на пустыню, расстилающуюся за ними. Нет больше громадных кораблей! Нет занятой, спешащей толпы людей! Нет самого океана!
Перейдя через улицу, я вошел в одно из зданий, над которым возвышалась башня. Все здание, включая и башню, было в хорошем состоянии, и если бы я смог подняться на нее, я получил бы прекрасный наблюдательный пункт; оттуда я мог бы видеть и город, и равнину за ним, куда мне следовало идти ночью под покровом темноты. Мне ведь нужно было искать Джахар. Я вошел в здание и сразу оказался в огромном зале. Я не мог угадать его прежнего назначения, так как здесь не было ни мебели, ни чего-то другого, что могло бы натолкнуть меня на какие-то мысли по этому поводу. В углу зала находился большой камин, а слева от него я увидел лестницу, ведущую вниз, в подвальные помещения, и наверх. Я прислушался и, не услышав ничего подозрительного ни в самом здании, ни на улице, стал подниматься по лестнице.
Я поднимался с одного этажа на другой и на каждом этаже видел только один большой зал. Поэтому я предположил, что это нечто вроде пакгауза, где хранились товары, выгруженные с кораблей, пришедших в древний порт.
