— Настало время продолжить наш разговор, — сказал стоящий на пороге Торвальдсен.
Херманн согласился.
Торвальдсен вошел и закрыл за собой дверь.
— Неужели все, что ты говорил на ассамблее, — это всерьез, Альберт? Ты хоть представляешь себе, какая в результате может завариться каша?
— Ты сейчас рассуждаешь с позиции еврея, Хенрик, и это твое слабое место. Ты, как и все твои соплеменники, ослеплен мифическими божественными обещаниями, своей так называемой богоизбранностью.
— Я рассуждаю с позиции нормального человека. Кто может с уверенностью сказать, содержит ли Ветхий Завет правду или нет? Лично я не могу. Но исламский мир ни за что не смирится с мыслью о том, что священная для мусульман земля была изгажена иудаизмом. Их реакция будет бешеной и непримиримой.
— Саудовцам, — ответил Херманн, — будет предоставлена возможность поторговаться, прежде чем мы обнародуем какую-либо информацию. Мы всегда ведем дела таким образом, и тебе это известно. В любом случае, если начнется насилие, это будет их вина, а не наша. Наша цель проста и бесхитростна: прибыль. Политический комитет считает, что реализация наших планов позволит заключить множество торгово-экономических сделок, которые будут способствовать процветанию членов ордена. И я с этим согласен.
— Это безумие! — заявил Торвальдсен.
— А что собираешься предпринять ты?
— Все, к чему меня вынудят обстоятельства.
— У тебя кишка тонка для такой драки, Хенрик.
— Возможно, мне удастся тебя удивить.
Херманн был поражен. Неужели этот датчанин решил бросить ему вызов?
— Мне кажется, тебе стоило бы побеспокоиться о собственном положении. Я проверил твои финансовые дела. Никогда не предполагал, что стеклодувное производство является столь чутким и капризным бизнесом. Успех твоей компании «Адельгаде гласверкер» зависит от множества внешних факторов.
— И ты полагаешь, что можешь стать таким фактором?
— Я уверен, что смогу причинить тебе массу неприятностей.
— Моя коммерческая сеть по масштабам не уступает твоей.
Херманн улыбнулся.
— Но ты дорожишь своей репутацией. Для тебя неприемлемо, чтобы хоть одна из твоих компаний потерпела фиаско.
— Что ж, Альфред, сделай одолжение, попробуй.
Каждый из них обладал состоянием, которое исчислялось миллиардами евро и было накоплено в основном предками, каждый мудро и умело распоряжался своими делами, и ни один из них не был глупцом.
— Не забывай, — проговорил Торвальдсен, — у меня твоя дочь.
Австриец пожал плечами.
— А у меня — ты сам и мальчишка.
— Вот как? Значит, ты готов рискнуть ее жизнью?
Херманн еще не решил, что ответить на этот вопрос, поэтому он спросил:
— Ты стараешься для Израиля? Я знаю, ты корчишь из себя патриота.
— А ты, я знаю, заурядный расист.
Херманн затрясся от злости.
— Ты никогда прежде не разговаривал со мной в таком тоне.
— Твои взгляды никогда не были для меня секретом, Альфред. Твой антисемитизм лезет из всех щелей. Ты пытаешься не афишировать его, все-таки среди членов ордена есть и евреи, но у тебя это плохо получается.
Настало время оставить притворство и показную корректность.
— Твоя религия застряла у человечества костью в горле. Так было всегда.
Торвальдсен лишь пожал плечами.
— Не больше, чем христианство, приверженцы которого перебили уйму народа, стремясь таким способом возвеличить своего Бога.
— Я не религиозен, Хенрик, ты это знаешь. Для меня главное — политика и прибыль. А что касается евреев в нашем ордене, то их тоже волнуют только две эти вещи. Никто из них не поднял сегодня голос против моего плана. Израиль — помеха на пути прогресса. Сионисты боятся правды, как черт ладана.
— Что ты имел в виду, когда сказал, что христиане тоже окажутся вовлечены в драку?
— Если удастся обнаружить Александрийскую библиотеку, там окажутся тексты, которые разоблачат Библию как сплошную фальшивку.
Этот аргумент не убедил Торвальдсена.
— Такого результата тебе будет сложно добиться.
— Поверь мне, Хенрик, я продумал все до мелочей.
— Где сейчас Когти Орла?
Херманн кинул на датчанина одобрительный взгляд.
— А ты молодец. Но на него ты повлиять не сможешь.
— Зато сможешь ты.
Австриец решил расставить точки над «i».
— Тебе не победить в этой игре, Хенрик. У тебя моя дочь, но меня это не остановит.
— Наверное, я должен яснее сформулировать свою позицию. Моя семья пережила нацистскую оккупации Дании. Многие из моих родственников были убиты, и мы сами убили многих немцев. Мне приходилось преодолевать одно испытание за другим. Твоя дочь Маргарет для меня — ничто. Она истеричная, избалованная, глупая женщина. Меня заботит лишь судьба моего друга Коттона Малоуна, его сына и судьба той страны, которая стала для меня родиной. Если мне придется убить твою дочь, я сделаю это.
Херманн привык отражать внешние угрозы, а тут опасность возникла изнутри. Этого человека необходимо умиротворить. Хотя бы на время.
— Я могу показать тебе кое-что.
— Ты обязан остановить все это.
— На кон поставлено гораздо больше, нежели наши деловые интересы.
— Так покажи мне то, что собирался.
— Сначала я должен это организовать.
59
Стефани сидела на заднем сиденье «шевроле», Кассиопея — рядом с ней. Еще когда автомобиль выехал из Вашингтона и направился на север по холмистым дорогам штата Мэриленд, Стефани уже знала, куда они держат путь. В Кэмп-Дэвид, загородную резиденцию президента Соединенных Штатов.
«Шевроле», не останавливаясь, въехал в главные ворота, по обеим сторонам которых стояли вооруженные охранники. Миновав следующий контрольно-пропускной пункт с еще большим числом охранников, внедорожник затормозил у красивого, словно с картинки, бревенчатого домика, и пассажиры, выбравшись из машины, окунулись в прохладный осенний воздух. Агент секретной службы — тот самый, который подловил их в музее, — махнул рукой, дверь домика распахнулась, и из нее вышел президент Роберт Эдвард Дэниелс-младший.
Стефани знала, что президент никогда не пользуется именем, полученным при крещении. Давным-