Остается неясным и то, почему миссис Плант плакала в библиотеке. Роджер пытался припомнить несколько случаев, когда миссис Плант и Стэнуорт были вместе. Как они относились друг к другу? Насколько он помнил, Стэнуорт всегда держался с ней в своей обычной общительной манере, которую проявлял по отношению ко всем, тогда как она… Да, теперь Роджеру вспомнилось, что миссис Плант, казалось, никогда не была с ним в особенно хороших отношениях. Она была спокойной и сдержанной при любых обстоятельствах, хотя в ее манерах наблюдалась некоторая перемена, когда Стэнуорт был поблизости. Пожалуй, он явно был ей неприятен.
Совершенно очевидно, что была лишь одна надежда найти ответ на эти загадки — попробовать разобраться в делах самого Стэнуорта. Вполне вероятно, что даже это окажется напрасным, но, насколько Роджер понимал, иного пути не было. А пока он ломал над всем этим голову, Джефферсон сидел в малой столовой, окруженный документами, за один взгляд на которые Роджер отдал бы все что угодно.
Вдруг ему в голову пришла неожиданная мысль. Почему бы, как говорится, не оттаскать льва за гриву в его собственной пещере? Почему не предложить себя в помощники Джефферсону? Во всяком случае, это будет прямым вызовом, ответ на который не может не быть интересным.
Когда в голове у Роджера мелькнет новая мысль, в девяти случаях из десяти это совпадает с началом его стремительных действий. Вот и сейчас, еще не успела мысль окончательно сформироваться, а он уже вскочил и энергично зашагал к дому.
Не потрудившись постучать, он распахнул двери малой столовой и быстро вошел. Джефферсон сидел за столом в центре комнаты, окруженный, как и представлял себе Роджер, различными деловыми бумагами и документами.
Майор поднял голову и взглянул на вошедшего.
– О, Шерингэм! — произнес он с удивлением. — Могу я быть чем-нибудь полезен?
– Видите ли, — ответил Роджер с дружеской улыбкой, — я курил в саду и ровным счетом ничего не делал, когда мне пришло в голову, что, вместо того чтобы попусту тратить время, я мог бы вам помочь. Ведь вы говорили, что по уши увязли в бумагах и документах. Я мог бы прийти вам на помощь.
– Чертовски любезно с вашей стороны, — Джефферсон слегка смутился, — но, право же, не знаю… Я пытаюсь составить отчет о финансовом положении Стэнуорта. Что-нибудь в этом роде, конечно, понадобится, когда будет утверждаться завещание или какие-нибудь еще формальности.
– Ну, наверное, есть что-то, в чем я мог бы вам помочь, не правда ли? — спросил Роджер, садясь на угол с стола. — Складывать огромные колонки цифр или еще что-нибудь в этом духе?
Джефферсон колебался, поглядывая на бумаги, разложенные перед ним.
– Видите ли… — медленно начал он.
– Разумеется, если в этих документах есть нечто сугубо личное… — небрежно перебил Роджер.
– Личное? — быстро взглянул на него Джефферсон: — Ничего сугубо личного в них нет. Почему оно должно быть?
– В таком случае используйте меня, дружище! Я совершенно не у дел и был бы очень рад вам помочь.
– Ну, если так, я буду признателен, — ответил Джефферсон с явной неохотой. — Гм! Я только подумал, какую работу вам лучше дать.
– О! Все, что подвернется!
– Ну хорошо. Пожалуй, я знаю, что вы могли бы сделать, — внезапно сказал он. — Я хочу составить отчет, отражающий вклады Стэнуорта в разных кампаниях, где он был директором, с указанием стоимости акций; доходы за последний финансовый год; его директорское жалованье и все такое прочее. Возьметесь?
Джефферсон вопросительно посмотрел на Роджера.
– Охотно! — воскликнул Роджер, за преувеличенным восторгом пряча свое разочарование сравнительной незначительностью поручения. Подобные данные можно получить в любом специальном справочнике. Он надеялся на возможность проникнуть в нечто, в меньшей степени ставшее общественным достоянием. Хотя, как говорится: «получить полбулочки лучше, чем остаться вообще без пирожного — и Роджер, усевшись за противоположной стороной стола, энергично принялся за работу над материалами, которыми его снабдил Джефферсон. Время от времени он старался заглянуть в документы, в которые тот был погружен, но Джефферсон оберегал их так ревностно, что Роджеру не удалось получить никакого представления об их характере.
По прошествии часа Роджер со вздохом облегчения откинулся на спинку стула.
– Пожалуйста! Отчет исчерпывающий и очаровательный!
– Огромное спасибо, — сказал Джефферсон, принимая листы, которые ему протягивал Роджер. — Просто здорово, Шерингэм! Вы поубавили мне забот и сделали это за четверть того времени, которое понадобилось бы мне. Вообще говоря, это, знаете ли, не по моей части.
– Могу себе представить, — с умышленной беспечностью заметил Роджер. — Меня всегда удивляло, что вы взялись за секретарскую работу. По-моему, вы активный и деятельный, отнюдь не кабинетный человек. Вы, если позволите, англичанин того типа, который завоевывал наши колонии.
– Не было выхода, — в своей прежней отрывистой манере сказал Джефферсон. — Это не мой выбор. Уверяю вас. Пришлось довольствоваться тем, что удалось получить.
– Неприятно, я понимаю, — с симпатией заметил Роджер, с любопытством наблюдая за ним.
Несмотря на все, что Роджеру было известно, ему не мог не нравиться этот резкий, неразговорчивый человек, типичный солдат, необщительной молчаливой выучки. Роджера поразило, что Джефферсон, к которому он вначале отнесся как к фигуре зловещей, на деле оказался совсем другим. Он был застенчив, невероятно застенчив и старался скрыть свою застенчивость за резкими, почти грубыми манерами и, как всегда в подобных случаях, производил абсолютно ошибочное впечатление. Джефферсон был человек прямой и это была прямота честности, а не низости.
Роджер полусознательно стал пересматривать некоторые из своих представлений. Если Джефферсон действительно был заинтересован в смерти Стэнуорта, значит, существовала для этого серьезнейшая причина. Появлялся важный повод разобраться в делах Стэнуорта.
– Собираетесь еще долго сидеть здесь, Джефферсон? — спросил Роджер, демонстративно зевая.
– Не очень. Нужно закончить то, чем я сейчас занимаюсь. Ложитесь спать. Должно быть, уже поздно.
Роджер посмотрел на часы.
– Около двенадцати. Вы правы, пожалуй, я лягу, если вы уверены, что больше я ничем не могу помочь.
– Спасибо. Больше ничем. Я должен буду попытаться закончить все утром, до завтрака. Все должно быть готово к одиннадцати часам. Доброй ночи, Шерингэм и большое спасибо.
Пробираясь в свою комнату, Роджер продолжал оставаться в некотором недоумении. Это новое отношение к Джефферсону не облегчило, а скорее усложнило положение. Совершенно для себя неожиданно Роджер почувствовал сильную симпатию к Джефферсону. Тот, по-видимому, не был особенно умным человеком и, конечно, не являлся мозговым центром заговора. Интересно, что он почувствовал, когда узнал (а он не мог не узнать), что Роджер идет по следам преступления, которое в девяноста девяти случаях из ста, да и то при обычной удаче, оставалось бы навсегда нераскрытым? Что он испытывает, видя сети, натянутые, чтобы его поймать? И кого еще вместе с ним?
Роджер пододвинул стул к открытому окну и сел, положив ноги на подоконник. Он чувствовал, что становится сентиментальным. Все выглядит как исключительно хладнокровное преступление, а он уже испытывает сочувствие к одному из главных его участников! И все потому, что теперь, когда пелена спала с глаз, Джефферсон предстал перед ним совсем другим типом человека (высокий, худощавый, с небольшой головой, сдержанный, истинный пионер нашей расы), а также потому, что ему самому нравились все три члена подозрительного трио, и Роджер без слезливой сентиментальности еще не в состоянии был подавить свое искреннее сожаление, что все так решительно указывает на их вину.
Однако выходить из игры было уже поздно. Он обязан был, если не им всем, то, во всяком случае, самому себе довести дело до конца. Теперь Роджер мог более полно симпатизировать чувствам Алека в этом вопросе. Странно, что в конце концов он должен был прийти к многократно высмеянной точке зрения Алека!
