первоначальный цвет футболку и, переминаясь на месте, взялся за ремень джинсов, но так и замер в нерешительности. Марина первая сообразила, в чем дело, и тут же нашла выход из положения:

– Постой, иди в ванную, я принесу тебе чистые вещи.

Сергей послушно удалился, а Марина, пожав плечами, пояснила Кате:

– Он просто вас стесняется. Вы только скажите, где порошок и все прочее, я сама разберусь с машиной.

Выслушав объяснение хозяйки, Марина отправилась в выделенную для них комнату, открыла сумку Сергея и замерла: легкое чувство смущения заставило быстрее биться сердце. Конечно, она знала, что носят мужчины, но искать трусы, носки, брюки для человека, с которым менее получаса назад у нее был секс, никогда не приходилось. Секс – какое неприятное слово. В отличие от того, что между ними было, само это слово скорее применимо для обозначения похожего, но совершенно иного действия. В свои годы Марина не была монашкой и знала, как это бывает, не понаслышке, но сегодня с Сережей… «Стоп! Я этого не хотела, это просто случайность. Реакция на стресс. Я всегда любила и люблю только Андрея, Сергей совершенно ни при чем! Что с того, что между Андреем и мной ничего не было? Это совершенно ничего не значит! Я… или нет?» Почему она сказала ему, что это обычный несчастный случай? Побоялась услышать от него то же самое? Да, наверное. Только сразу после ее слов он замкнулся и практически не говорил ней. Обиделся? На что? Он получил то, чего хотел, или нет?! Мужчины только и думают о том, как залезть под юбку, а тут представился удачный случай! Вот он и воспользовался. «А что же сделала я? Почему не оттолкнула? Зачем позволила целовать так, что до сих пор кружится голова и дрожат колени? Раньше такого со мной никогда не было! Да, было приятно, но чтобы так! Что же произошло сегодня?» Она сразу поняла, где они выбрались. Это оказался участок брата дедушки. Теперь он номинально принадлежит дяде Саше, но тот так пока и не решил, как с ним поступить. Она помнила, как заплакала от счастья, что остались живы, а не погребены заживо в тесном страшном подземелье. Сергей говорил о любви, она слушала весь этот бред и наслаждалась им. Подставляла под его горячие ненасытные губы лицо, шею, грудь. Упивалась его ласками, теряла рассудок от наслаждения. «Почему это со мной произошло? Мне было приятно? Я хотела его? Но выходит, я изменила Андрею? Памяти о нем? Или же нет? Что же все-таки произошло в тот самый момент, когда земля ушла из-под ног? Этого не должно было случиться! Он мой работодатель, возможно, в какой-то мере друг, но не более того. У нас просто не могло быть близости! Теперь я не смогу с ним работать. Придется искать другое место. А как смотреть ему в глаза? Вдруг я увижу в них только насмешку?» Мысли, лихорадочные, воспаленные метались в голове Марины. Перебирая вещи Сергея, она никак не могла понять, что же ему лучше отнести, ну, не изучать же в самом деле его белье! «Нравятся ему эти трусы или нет, – откуда мне знать!» – с возмущением подумала она и все же выбрала те, которые, на ее взгляд, лучше подчеркнут мужественную фигуру Сергея. Благо с остальным проблем не возникло, носки все одинаковые, из одной упаковки, вместо синих джинсов сгодятся белые, а без рубашки или майки он вполне обойдется. Такой торс грех скрывать. Со своими вещами Марина разобралась удивительно быстро. Белье можно проигнорировать, ночью оно ни к чему, халатик висит в ванной, вот только брать или не брать ночнушку? Может, лучше сегодня лечь в постель в короткой майке? Нет! Это будет слишком призывно!

Она вошла в ванную без стука. За целомудренно задернутой шторкой шумел душ. Сквозь полупрозрачный пластик просматривались очертания сильного загорелого тела Сергея. Марине пришлось сделать над собой усилие, чтобы не смотреть в ту сторону. Она загрузила в стиральную машину грязную одежду, стянула с себя перепачканные джинсы, привычно проверила карманы, наткнулась на смятый бумажный листок, а развернув его, замерла в недоумении.

«Я, Соломон Моисеевич Коган, завещаю содержимое этого сундука, в равных долях, моему сыну Когану Моисею Соломоновичу, моей дочери Коган Розе Соломоновне и верному другу Квитко Леонарду Брониславовичу».

Чуть ниже стояла собственноручная подпись Когана, его паспортные данные и дата.

– Ой! – раздалось за спиной Марины. Обернувшись, она увидела стыдливо прикрывшегося краем шторки Сергея.

– Марина, не могла бы ты выйти на минуту? – краснея, попросил он.

– Да, но прежде, чем одеться, посмотри, что оказалось в сундуке. Я еще там, в подвале, нашла эту бумажку. Сунула в карман и забыла, а здесь завещание.

– Хорошо, Марина, я посмотрю, но только позже.

Оставив Сергея одного, Марина постояла в коридоре, каждую минуту опасаясь, что спустится дядя Саша, а она стоит, мягко говоря, не совсем одетая. Едва Сергей вышел из ванной, она юркнула за дверь и заперла ее на задвижку.

Внезапный страх охватил ее. Что теперь о ней будет думать Сергей? Как лечь с ним в одну постель? Что делать, как себя вести, если он посмеет? А ведь точно посмеет! Как любой нормальный мужик, постарается закрепить успех. Нет! Этого нельзя допустить! Как бы с ним ни было хорошо в заброшенном саду, на влажной от росы траве, под сияющим звездным небом, невозможно, чтобы это повторилось! Но как отказать ему? Как дать понять, что все кончено? Ладно, случилось один раз, но на этом все! Никакого продолжения! Нужно как можно скорее забыть обо всем! В первую очередь надо, чтобы забыл он. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Сергей решил, что она легкодоступна. Что это можно будет повторить. Как бы ни было трудно, придется поговорить с ним, объяснить, что толкнуло ее к нему в тот момент, когда поняла, что они оба остались живы. Сидя в темном подвале, без единого шанса выбраться наружу, она попрощалась с жизнью. Это очень страшно – умирать молодой! Когда от тебя уже ничего не зависит. Кто-то другой принял за тебя решение, кто-то другой приговорил тебя к медленной мучительной смерти – и ты не в силах что-либо изменить. Вязкий ужас заполняет сознание. Ты мысленно прощаешься со всеми, кого знала, и понимаешь, что больше ничего не будет в жизни: ни любви, ни детей, ни семьи. Только темнота, медленное удушье и жуткий голод. Леденящее душу осознание абсолютного бессилия.

Марина вдруг почувствовала, что замерзает. Словно очнувшись от страшного сна, в недоумении оглянулась. Яркий свет заливает белоснежную ванную. Она сидит на холодном кафельном полу. По шторке стекают в ванну капельки воды. Распахнутая дверца стиральной машины. Разноцветные зубные щетки в пластмассовом ярко-зеленом стаканчике. На полке длинная череда различных кремов, лосьонов и пенок. Чуть в стороне жилеттовский бритвенный станок, крем для бритья.

Стряхнув оцепенение, она разделась, не глядя затолкала в машинку белье. Защелкнула дверцу, запустила программу и, открыв воду, шагнула под тугие горячие струи. Только теперь она почувствовала, как несет от нее пожарной гарью, подземельем и еще чем-то липким и гадким.

Жесткой мочалкой Марина с остервенением терла свое тело, намыливала и снова начинала оттирать, смывать с себя отвратительные запахи. Грудь, живот, бедра раскраснелись, пошли какими-то непонятными пятнами, но она не останавливалась, сделала воду погорячее и продолжала отмывать себя. Шальная мысль о том, что, не дай бог, Сергея будет раздражать ее запах, заставляла постоянно принюхиваться, делала неуверенной и по-детски робкой.

Лишь когда закружилась голова и силы почти оставили ее, Марина, набросив на себя халат, вышла из ванной. Из кухни доносились аппетитные запахи. Сергей в одиночестве возился у плиты. Его загорелая, перевитая длинными упругими мышцами спина вызвала у Марины неясное волнение, но она быстро справилась с собой.

Сергей, еще стоя под душем, ощутил зверский голод. Катя возилась на кухне, разогревала поздний ужин. Извинившись, Сергей отпустил хозяйку, заявил, что вполне справится сам. Стоя у плиты, он даже не услышал, как вошла Марина. Он думал о том, что произошло, и не находил объяснения словам девушки. Почему она сказала, что между ними ничего не может быть? Разве он не признался ей в любви? Разве не сказал, что не представляет жизни без нее? Все же она дала понять, что случившееся не более чем случайность, просто реакция на стресс. Он сожалел о том, что произошло. Теперь, когда желание, жгучее, неистребимое, сжигало его сильнее, чем раньше, услышать отказ было выше его сил. Лучше бы все оставалось по-прежнему. Он мог сдерживать собственные порывы и не оскорблять Марину своими чувствами.

– Сережа, ты посмотрел ту бумагу, которую я тебе дала? – спросила она, останавливаясь у стола.

– Что? – От неожиданности Калиновский повернулся слишком резко и едва не сбросил с плиты закипавший чайник.