если твой прадед обосновался здесь, строил он свой дом по образу и подобию дома своих предков! Вполне возможно, что за стеной есть подземный ход. Сделал же он этот тайник! В лисьей норе всегда есть запасный выход. Посвети мне, пожалуйста!

Сергей нырнул в лаз и вскоре вернулся, таща за собой все тот же насос. Бросив его на нары, принялся простукивать обшитую подгнившими от старости досками стену.

– Кажется, есть! – воскликнул он и, подняв насос, принялся методично бить одну из досок. Старое дерево не поддавалось, скрипело, осыпало его мелкими щепками, мусором, сыплющимся из щелей. Но Сергей не останавливался. В тесной замкнутой каморке уже нечем было дышать, когда доска, наконец, хрустнула, как сломанный зуб, и, ощерившись острыми желтыми щепками, раскололась поперек. Сергей едва не выронил из усталых рук тяжелый насос.

Дальше дело пошло веселее: используя трубу как рычаг, он поддел очередную доску и, со скрежетом вырывая пятидюймовые кованые гвозди, выдрал ее из стены. В образовавшийся проем еще могла пробраться Марина, но для Сергея места было все еще недостаточно. Пришлось выламывать еще одну доску. В отличие от предыдущей, она никак не хотела отрываться. Сергей упорно долбил. Схватив насос за выступающую трубу, он будто кувалдой пытался сокрушить столетний дуб. Пот заливал глаза, от висящей в воздухе пыли першило в горле. Но Сергей продолжал лупить по несокрушимой древесине, с каждым ударом отбивая небольшие щепки. Только когда сил почти не осталось, доска раскололась. Уронив на пол насос, Сергей обессилено опустился рядом с проломом в стене. Марина, присев рядом с ним на корточки, стянула с себя майку и принялась вытирать грязное, закопченное лицо друга. У него даже не было сил смотреть на нее.

Немного отдохнув, Сергей пробрался в ход, начинающийся за разрушенной стеной. Двигаться теперь пришлось на четвереньках. Вырубленный в твердой, словно камень, глине, подземный ход шел горизонтально, словно совершенно не собирался подниматься на поверхность. Сергей давно потерял счет времени, его часы остановились еще во время пожара, он ударил их при падении. Марина вообще не носила часов. Сколько времени они провели в подземелье, никто не знал. Ход, по которому они ползли, казался бесконечным. В коробке осталась только одна свеча, последняя. Подсвечник затянуло расплавившимся парафином так, что угадать его первоначальную форму не представлялось возможным. Наконец, руки Сергея наткнулись на какое-то возвышение. Выставив перед собой свечу, он попытался разглядеть, что именно преградило им путь. Почти весь проход был завален глиной, сцементированной от времени. Только в самом верху виднелось темное отверстие. Тяга усилилась, язычок пламени приходилось прикрывать рукой, чтобы его не сдуло сквозняком. Сергей попробовал ковырять глину руками – тщетно. Такими темпами на то, чтобы пробить себе дорогу дальше, потребовался бы не один день. Нужна была лопата или что-нибудь, ее заменяющее.

– Марина, ты сможешь вернуться назад и притащить кусок доски? – спросил Сергей, понимая, как нелегко придется девушке пятиться всю дорогу назад, а после тащить сюда кусок дубовой доски, с помощью которой он собирался откопать проход.

– Смогу, только темно, я не смогу ползти быстро, – ответила она.

– Ничего, милая, нам некуда тропиться. Возьми с собой свечу и спички.

– Хорошо, – согласилась Марина, и шорох возвестил о том, что она отправилась в обратный путь.

Сергей задул свечу и принялся руками, на ощупь разгребать завал. Паники не было. Он был уверен, что рано или поздно они выберутся. Воздуха достаточно, к воде всегда можно вернуться, это не за тридевять земель, а что нет еды, ничего страшного, даже несколько дней вполне можно выдержать. Он копал, отбрасывая комья глины за спину, пока не услышал сопение Марины.

– Сережа, я притащила доску. Только не ту, которую ты выломал из стены, а потоньше, думаю, так будет удобнее.

– Где взяла?

– В подвале, там ящики стояли для яблок, бабушка на зиму их складывала. Разбила один и принесла. Вот, попробуй!

Доска в самом деле оказалась довольно удобной. Не зажигая свечи, в полной темноте Калиновский упрямо долбил непокорную глину, откидывал назад и снова долбил. В минуты коротких передышек он слышал за спиной непонятную возню, шорохи.

– Маринка, что ты там делаешь? – спросил он.

– Землю оттаскиваю. Ты же, как экскаватор, только роешь, а дорогу за собой засыпаешь. Или ты решил таким образом от меня избавиться? Оставить в этом туннеле вместе с несметными сокровищами.

– Ты что, и сундук сюда притащила? – удивился Сергей.

– Сережа, я, возможно, и жадная, но не совершенно глупая. Если мы выберемся, то всегда сможем за ним вернуться, а вот если не суждено выброситься, то какой смысл погибать в обнимку с золотом? Лучше уж в обнимку с тобой.

– Не грусти, Маринка, прорвемся! – сказал Сергей и с новыми силами принялся пробиваться к выходу.

Скоро пол начал клониться вниз, и Калиновский понял, что через завал они пробились, теперь ход снова потянулся горизонтально, пока, наконец, не уперся в каменную стену. Сквозь щели проходил воздух, это вселяло надежду на то, что там, за каменной кладкой, выход.

Со злостью он навалился на камни и… провалился куда-то. Темное, захламленное помещение показалось Сергей необъятным.

– Марина, осторожнее и зажги свечу! – тихо сказал он.

Чиркнула спичка, трепещущий огонек осветил какие-то бочки, выложенные камнем стены, полки с пыльными стеклянными банками, деревянную лестницу, ведущую наверх. С трудом поднявшись на ноги (спина затекла от долгого ползания в позе льва), Калиновский помог встать Марине, изумленно оглядел ее полуобнаженное, перепачканное копотью и глиной тело и, бережно поддерживая, повел по крутым ступеням к двери. На то, чтобы выбить ржавый замок, понадобилось не больше минуты. Огромное, нестерпимо звездное небо раскинулось над их головами. Марина, тихонько всхлипнув, прижалась к Сергею и, обняв его за шею, заплакала. Он даже не пытался ее утешать, только нежно поглаживал вздрагивающую спину и шептал те самые слова, которые рвались из груди. Слишком долго он сдерживался, не решался сказать, но теперь, пережив смертельную опасность, он уже не в силах был остановиться. Теряя сознание от ощущения невероятной, неземной, нечеловеческой близости, он ласкал ее заплаканное лицо, нежные плечи, гибкую чуткую спину. В какой-то момент она начала отвечать ему, быстро, порывисто целуя, от возбуждения царапая и раня плечи и грудь.

Трава, густая, душистая, показалась мягче любой перины. Звезды мчались Марине навстречу, врываясь в сознание, острыми жгучими искрами пронзали тело. Жаркие трепетные губы пересохли. Мысли исчезли, остались лишь ощущения, болезненно яркие, незабываемые, долгожданные, запретные.

Сергей все еще сжимал в руках трепещущее, словно у только что вытащенной из воды рыбины, тело девушки. В голове стоял полнейший сумбур. Он не понимал ни слова из того, что шептала Марина. Пережитое отошло на задний план, все чувства были направлены только на нее, единственную, неповторимую, такую близкую и родную.

Ночная прохлада освежила разгоряченные тела. Сознание медленно возвращалось к ним. Сцепленные руки еще не разжались. Только звезды уже замедлили свой сумасшедший полет. Марина, привстав, осторожно провела кончиком пальца по губам Сергея и тихонько, едва слышно сказала:

– Прости меня, Сережа. Это не более чем нервный срыв. Не обижайся на меня. Я знаю, что ты чувствуешь, но пока не готова. Потерпи, милый. Ты в самом деле необыкновенный, замечательный, но… просто подожди. Возможно, я сумею тебя полюбить. Пойдем добывать наши сокровища.

Калиновский, ошеломленный произошедшей в состоянии Марины переменой, не смог сказать ни слова. Молча, напряженно сопя, оделся и шагнул в темноту одиноко стоящего погреба. Через полчаса сундучок уже стоял в багажнике джипа, Марина сидела рядом с ним, а равнодушные звезды, как и час назад, сияли над безрадостной землей. Сергей, не глядя, сунул в бардачок заслуженный, заплывший парафином подсвечник и повернул ключ зажигания.