Нам приходится доверять друг другу.
– Что-то, случившееся во Франции?
– Что-то, случившееся во Франции несколько раз. Сначала предполагалось, что это случится однажды, но не вышло. Только мы с ним знаем об этом, и вот теперь вы.
– Возможно, вам лучше не продолжать. Я все понял. Вы можете доверять этому человеку. Извините, что был так скептичен, Адриана.
– Коготок увяз – всей птичке пропасть, Чарли. Теперь я вам расскажу. Это было связано с абортами.
– Вашими? – мягко спросил я.
– Нет, я была умнее и удачливее. В первый раз это был случай изнасилования: французская девочка четырнадцати лет была изнасилована немецким солдатом. Ее привела ко мне подруга. Она сказала, что отец девочки в буквальном смысле убьет ее. Она думала, что я смогу что-то сделать, но у меня не было никакого опыта. Я поговорила с Роджером, и он согласился. Я ему ассистировала. Это была ужасная вещь, но другой исход был бы еще хуже. Нам приходилось принимать и более сложные решения каждую неделю, понимаете?
– Естественно. Мне тоже, только другие. Вы сказали, что в первый раз это было изнасилование. А в остальные?
– Все говорили, что их изнасиловали. Кто-то говорил, что это был англичанин, кто-то – что немец. Кто знает, может, кого-то из них и действительно изнасиловали – всем не было еще и двадцати. Некоторые приезжали издалека. К концу войны было уже примерно двадцать случаев. Я заставляла каждую пообещать, что она никому не расскажет, но, видимо, они рассказывали. Полагаю, не могли отказать другой женщине в беде, как и мы не могли отказать им.
– Дело серьезное. Вы бы, наверное, предстали перед полевым судом. Вы лучше меня знаете, каково было бы наказание.
– Полагаю, мы бы до сих пор сидели в тюрьме. Но самым худшим для нас обоих было то, что мы придерживались мнения, что аборты делать нельзя. Но каждый раз, когда они приходили к нам, мы чувствовали, что должны сделать это. Проклят, если сделаешь, проклят, если не сделаешь.
Эта знакомая фраза полностью исчерпывала положение, в которое попадает человек, когда нации решают истреблять друг друга. По крайней мере я хорошо ее помнил. Я сменил тему, никак не прокомментировав ее признание:
– Теперь расскажите мне о гробокопателях. Вы ведь не хотите сказать, что ваш друг-хирург до сих пор практикует на трупах?
– Конечно практикует, но добывает их законным способом. Однако он знает исследователей, которым требуется больше, чем разрешено получить. Когда я сказала ему, что мне нужно, ему не потребовалось много времени, чтобы найти нужных людей.
– А что вы ему сказали?
– Что участвую в расследовании смерти человека, случившейся несколько лет назад. Сказала, что не могу ему ничего объяснить, но что мне надо вскрыть могилу, не ставя власти в известность, и при этом не оказаться пойманной. Он предупредил меня, что это серьезное преступление. И поблагодарил за то, что я обратилась за помощью к нему.
– А вы видели этих гробокопателей?
– Нет, и не собираюсь. Я очень узнаваемая леди, Чарльз. Роджер, мой друг-доктор, ожидает, что вы свяжетесь с ним. Он выведет вас на этих людей. Он сказал, что бригада из четырех-пяти человек – они по очереди караулят и копают – может разрыть могилу за пару часов. Самое плохое, что может случиться: они прекратят работу, если кто-то окажется рядом. Их никогда не ловили; Плата бригаде, которая знает, что делает, – двадцать пять фунтов.
– Боже мой! Больше, чем моя недельная зарплата. Преступление – дорогое удовольствие.
– Что, хотите сменить род занятий, Чарли? Когда вы встанете на ноги, держу пари, сможете раскапывать по могиле каждую ночь – хороший доход.
– Нет, думаю, нет. Но с этими ценами расходы значительно возрастают.
– Хотелось бы знать, стоит ли дело того. Ни вы, ни я не ожидаем, что сможем доказать существование привидения. Если вы правы, Чарли, и там пустой гроб, то письмо действительно может быть от доктора Гассмана.
– Но вы так не думаете, – сказал я.
– Нет. Я полагаю, что мы найдем тело доктора, но, если нам повезет, мы сможем найти что-то, что даст новое направление нашему расследованию.
– Карту ко всем его деньгам?
– Его деньги были на виду гораздо дольше, чем он сам, Чарльз. Давайте просто подождем и посмотрим что удастся найти.
За несколько минут до полуночи я стоял, сгорбившись из-за больного живота, на морозе на краю кладбища Ист-шин, в двухстах ярдах от ворот Бог-гейт. Еще один человек расположился на двести ярдов ближе к Шин-роуд. Третий стоял в том месте, где кладбище граничило с Ричмонд-парком. Двое копали. Эти четверо уверили меня, что они уже работали вместе несколько раз. У них были указания позвать меня, когда гроб будет извлечен на поверхность. Я собирался осмотреть содержимое гроба, а затем вернуть его на место при помощи той же бригады (за десять фунтов сверх условленного). Им было велено сохранить торф с поверхности могилы, чтобы по окончании работы вернуть его на место как можно аккуратнее.
К счастью, могила доктора Гассмана находилась в глубине кладбища, по крайней мере футах в пятидесяти от дорожки, на которой я стоял. На таком расстоянии я только слышал приглушенный стук лопат. Земля не промерзла, и рабочие не предвидели затруднений. Лунного света хватало, чтобы видеть сквозь туман на расстоянии нескольких футов, и они работали без света. У меня были фонарик для обследования гроба и журналистская фотокамера с мощной вспышкой, чтобы сфотографировать, по моим предположениям, пустой гроб. Скавать по правде, я получал некоторое удовольствие от этого приключения. Оно напомнило мне о тайных встречах с агентами разведки во время войны. Однако в этом случае не существовало опасности, что меня застрелит часовой или повесят как шпиона. С другой стороны, еще неделю назад я бы ни за что не поверил, что меня подстрелят по пути из «Улана».
Я был рад, что Адриана дома в безопасности. Вернее, не совсем дома. Она сидела в номере и ждала меня. И кстати, не совсем в безопасности. Если быть точным, то Адриана сидела с заряженным пистолетом в номере захудалой гостиницы, где она скрывалась с раненым мужчиной, который не был ее мужем. Когда я хорошенько осознал ее положение, эта мысль не показалась мне такой уж приятной.
Я вообразил нечто получше: она ждет меня у нас дома, скажем в Нью-Йорке. Возможно, если моим фантазиям суждено сбыться, она не сможет даже носа показать в лондонском обществе, но я-то, конечно, найду хорошую работу в Нью-Йорке. Американцев не будет беспокоить, разведена она или нет. Ну, или обеспокоит, но не так, как англичан. Я понял, что, стоя на морозе в полночь на краю тихого кладбища, очень легко предаваться фантазиям. Возможно, без всякой вины с моей стороны, пока я просто буду пытаться разгадать эту тайну, нас с Адрианой все-таки обнаружат в этом номере. Возможно, наименее скандальным для Фредди выходом будет потребовать развода. Возможно, она поддастся искушению быть со мной (для себя я уже решил, что поддамся).
Она никогда не целовала меня в губы. Она никогда не говорила, что хочет заниматься со мной любовью. Между прочим, только сегодня утром она назвала меня американским журналистом с шестью с половиной баллами и произнесла это без особого восторга. В ее
Я услышал лязг вдали. Потом, через короткие промежутки времени, раздалось еще несколько звякающих звуков, потом скрежет. Наконец я услышал приближающиеся шаги.
– Готово, сэр, – произнес человек, скрытый от меня темнотой и туманом. – Идите посмотрите на то, за чем пришли. Мы хотим поскорее закончить.
– Я вас не вижу, – сказал я. – Куда идти?
Человек подошел поближе, и я смог различить его очертания.
– Следуйте за мной, сэр.
