Хенрик (насмешливо). Наверно, это прекрасно. Фредрик. Это ужасно, сын, просто не знаешь, как это вынести.

Хенрик. Теперь ты сказал то, что думаешь, отец? Его отец делает легкую гримасу, которая должна изображать улыбку. Хенрик смотрит на него почти с испугом. Ты не представляешь, как добра была Петра. Она посмеялась и сказала: «В другой раз больше повезет». Фредрик. О чем ты? Ах да, конечно. Дебют всегда бывает жалким фарсом, мой мальчик, хорошо, что женщины относятся к этому и вполовину не так серьезно, как мы, иначе бы род человеческий вымер.

Хенрик. Тебе бы все шутить.

Петра стоит в дверях спальни. Она что-то говорит, обращаясь к Анне, потом поворачивается к Фредрику Эгерману.

Петра. Ваша супруга хочет сказать вам спокойной ночи, сударь.

Фредрик тотчас же встает, но в дверях останавливается и с явным удовольствием наблюдает за юношей и девушкой. Хенрик заливается краской стыда, Петра же улыбается ему, глаза у нее счастливые и озорные.

Фредрик. Ты смышленая девушка, Петра. С первого ты получишь прибавку к жалованью.

В спальне темно, только слабо светится, мерцая, ночник. В глубине комнаты проступают очертания большой кровати, но лица своей жены Фредрик не видит. Она обращается к нему жалостным, слабым голоском.

Анна. Пожалуйста, сядь вон туда, в кресло. Нет-нет, близко подходить не надо. Я так плакала, что у меня все лицо распухло.

Фредрик садится в большое кресло, раскуривает трубку и несколько раз глубоко затягивается.

Мне нравится, когда ты куришь трубку. Сразу становится спокойнее на душе.

Фредрик. Как ты себя чувствуешь, детка?

Анна. Я никчемная?

Фредрик. Ты – величайшая радость для множества людей.

Анна. Правда? Но ведь не может же у человека все хорошо получаться с самого начала? Ты меня любишь? Ты не должен любить другую.

Фредрик. Милое мое дитя.

Анна. Ты так всегда говоришь. Ты многих женщин любил до меня? Они были красивые? Уж наверно, тебе есть что вспомнить – как подумаю об этом, даже страшно делается.

Фредрик. До нашей женитьбы я был довольно одинок. Иногда, бывало, даже сомнение брало: а существую ли я на самом деле?

Анна. Помнишь, когда я была маленькой девочкой, ты приходил по вечерам в гости к моим родителям и рассказывал мне сказки на сон грядущий? Помнишь? Фредрик. Да, помню.

Анна. Тогда ты был «дядя Фредрик», а теперь ты мой муж. (Смеется.) Забавно, правда? Меня смех берет, хоть это и смех сквозь слезы.

Недолгое молчание.

Если ты обещаешь не смотреть на меня, можешь подойти и обнять меня.

Фредрик встает, идет к кровати, садится на край и наклоняется к жене. Она обхватывает его руками и привлекает к себе, подставляя ему щеку.

А ты бы ревновал?

Фредрик. Ревновал?

Анна. Если бы Хенрик начал ухаживать за мной? Или если бы я немножко увлеклась им? Это я просто так, к примеру.

Фредрик. Что за глупости приходят тебе в голову!

Анна. Нет, скажи: ревновал бы?

Фредрик. Я не могу ответить, пока ты не отпустишь меня. Да, думаю, что ревновал бы, потому что вы оба такие молодые, а я такой старый и (понизив голос) потому что я люблю вас обоих.

Анна. Да, ты ужасно старый. И почему только ты женился на мне? Можешь ты мне ответить?

Фредрик. Это что, допрос?

Анна. Потому, что считал меня хорошенькой?

Фредрик. Да, конечно. Очень хорошенькой.

Анна. Не похожей на твоих прежних женщин?

Фредрик. Да, и это тоже.

Анна. И мне было тогда всего шестнадцать лет. Фредрик. Да-да, и поэтому тоже.

Анна. И я была хорошей хозяйкой и почти всегда чувствовала себя счастливой.

Фредрик. Ты меня сделала счастливым.

Анна. И Серый Волк подумал: «А не попробовать ли, какова на вкус молоденькая девушка?»

Фредрик. Ты так считаешь?