гвардией, он возгордился. Вы же видели, как он тут разгуливает в своей форме, на которой явно слишком много золота, и с этими трехцветными перьями на треуголке. Он сидит верхом на лошади, а вы должны обращаться к нему снизу. Да, Сантер высоко взлетел, но я знаю, что старых друзей он не забыл. Его мне нечего бояться. Если Марино пожалуется, Сантер его плохо примет. И я удивлюсь, если он вообще станет его слушать.

– Да услышит вас господь! Но я все равно боюсь Марино. Если он узнает обо мне правду... Вы окажетесь в не меньшей опасности, чем я.

Улыбка Луизы погасла. Она привлекла к себе Лауру и поцеловала в лоб.

– Поживем – увидим. Если это случится, тогда и придумаем, как нам поступить...

Госпожа Клери встревожилась, но постаралась это скрыть. Лаура не ошиблась. От Марино можно было ждать всего, чего угодно. Может быть, стоило бы предупредить Лепитра?

– Послушайте вот это! – воскликнул Питу, разворачивая длинный лист бумаги. – Посмотрите, как они решили обставить появление короля перед судьями в Конвенте завтра, 11 декабря: «Кортеж проедет по улице Тампль, по бульварам, по улице Нёв-де-Капуцин, через Вандомскую площадь и двор монастыря Фейянов. Каждой секции надлежит оставить в резерве двести человек. К тому же по двести человек займут посты в каждой тюрьме и в каждом публичном месте. Для эскорта каждый легион предоставит восемь пушек...»

– Пушки? – удивился молодой Лезардьер. – Но зачем? Стрелять по домам?

– Дайте Питу дочитать, – вмешался де Бац.

– «...пушек, – принялся снова читать Анж Питу, – по четыре капитана, четыре лейтенанта, четыре младших лейтенанта и по сто человек, вооруженных ружьями, имеющих в запасе шестнадцать патронов, хорошо владеющих оружием. Они составят корпус из шестисот человек и выстроятся в три ряда по пути следования кареты. Жандармерия должна предоставить сорок восемь конных жандармов, которые составят авангард процессии. Кавалерия Военной школы также предоставит сорок восемь всадников, которые составят арьергард. В саду Тюильри расположатся двести человек резерва. Первый резерв у дворца составит двести пехотинцев, второй – возле моста Турнан – будет вооружен восемью пушками, предоставленными шестью легионами, и будет состоять из восьми канониров, сорока восьми стрелков и одного зарядного ящика... Третий резерв будет состоять из батальона копейщиков и расположится во дворе Тюильри. Приказы „не стрелять“ должны строжайшим образом исполняться. Каждый легион предоставит восемь канониров и восемь стрелков для сопровождения пушек...» Все! Что скажете?

– Что эти люди просто умирают от страха, – вздохнул Дево. – Но чего они так боятся? Неужели горстки дворян, которые еще остались в Париже?

– Нет! – резко ответил ему де Бац. – Они боятся народа. Существует не только сброд, есть еще множество порядочных, честных, благоразумных людей, которые наверняка не одобряют режим, который им навязали. Вот этих людей они и боятся.

– И все-таки это странно, – заговорил маркиз де Лагиш, скрывавшийся под именем гражданина Севиньона и часто бывавший в доме в Шаронне. – Такая демонстрация силы – и только для того, чтобы привезти короля в Конвент! Что же будет, когда его повезут на эшафот?

– Хуже определенно не будет, – негромко ответил ему барон. – Возможно, это всего лишь проба сил, и я полагаю, что мы не должны ничего предпринимать, чтобы этому помешать. Эта армия защитит короля и от возможной попытки убийства. Мне кажется, из этого дня мы сможем извлечь немало уроков.

– Боюсь, что Конвент готов на все, – заявил Питу. – За неделю произошло столько событий! Третьего декабря было принято решение о процессе над королем, шестого уже была определена процедура, и Конвент присвоил себе функции и дознавателя, и судьи, нарушив тем самым самые священные права. Седьмого числа появилось решение изъять у узников все режущие предметы – бритвы, ножи, ножницы, вилки, – как поступают с обычными уголовниками, а завтра...

– У короля есть хотя бы право на защитника? – спросил Лагиш.

– Есть, но не завтра. Адвокатам придется ждать, пока они смогут прочесть обвинения, выдвинутые на первом заседании. Король обратился к Тарже, который столь блистательно защищал кардинала де Рогана перед парламентом, но этот великий адвокат заявил, что он болен!

– Он болен трусостью! – проворчал Дево. – А как насчет вашего друга Тилорье, защищавшего на том процессе Калиостро и добившегося его оправдания?

– Он мне и в самом деле друг, – вздохнул де Бац, вспоминая сухопарую фигуру отца Мишель, с которой он так неожиданно столкнулся ночью в доме на улице Менар. – Тилорье талантлив, но он слишком трепетно относится к узам масонского братства, чтобы взять на себя защиту короля. Но, в отличие от Тарже, он скажет об этом откровенно. К счастью, Тарже нашлась отличная замена. Король обратился к Тронше, и потом многие другие известные юристы предложили свои услуги. Де Малерб и Раймон де Сэз обратились с письмом в Национальное собрание и попросили «оказать им честь» и предоставить возможность защищать его величество. Есть еще некий господин Сурда, которого я не знаю. Даже женщина, Олимпия де Гуж, придерживающаяся республиканских взглядов, предложила свою кандидатуру. Она сказала очень верные слова, и я даже записал их, – добавил барон. Он порылся в карманах и достал сложенный листок бумаги. – Да, вот они: «Недостаточно отрубить голову королю, чтобы убить его. Он живет долго после своей смерти. Но король и в самом деле мертв, если он переживает свое падение...»

– Если я правильно понимаю, никто не сомневается в том, что будет вынесен смертный приговор, – произнес человек, сидевший на низенькой скамеечке у камина и не произнесший до сих пор ни слова. В Шаронне он появился во второй раз, но де Бац знал его еще со времен Французского салона. Несколько дней назад они встретились в кафе «Корацца». Мужчина поспорил с Бриссо, чем немедленно завоевал симпатию барона. Звали его Пьер-Жак Леметр, и он принадлежал к числу сторонников короля.

– Надо надеяться, что возобладает здравый смысл. Но, – добавил барон с улыбкой, – не выпить ли нам, господа, перед ужином, пока мы ждем Мари? Мы все нуждаемся в этом.

Шестеро мужчин собрались в овальной гостиной. Де Бац позвонил, и в комнату вошел юный лакей лет пятнадцати, Блэз Пипийон, брат Маргариты, бывшей костюмерши, а теперь второй горничной Мари Гранмезон. Бац приказал ему принести вина из Аликанте. Когда мальчик вернулся с подносом, во дворе раздался шум колес подъехавшей кареты. Барон подошел к окну, отдернул штору и произнес:

– Я так и думал. Это Мари и...

Он резко оборвал фразу и повернулся к друзьям:

– Прошу извинить меня. Я вернусь через минуту.

Мари, ездившая в Париж за покупками под охраной Бире-Тиссо, и в самом деле вернулась не одна. Бац немедленно узнал Лауру, несмотря на черную накидку с большим капюшоном, в которую куталась молодая женщина. Он встретил обеих женщин в вестибюле.

– Мари, где вы ее нашли? – Де Бац с тревогой изучал измученное лицо «американки». – И что произошло?

– Мы все расскажем вам, друг мой. А пока Лауру необходимо отвести в ее спальню и уложить в постель. Она едва держится на ногах.

– Позвольте-ка мне!

Барон подхватил Лауру на руки и отнес наверх. Мари шла впереди. Она открыла дверь спальни, Жан вошел и положил женщину на кровать, не замечая, что Питу последовал за ним.

– Что случилось? – встревожился журналист. – Лаура больна? Ранена?

– Она просто умирает от усталости, – успокоила Анжа Мари, подталкивая мужчин к дверям. – Пришлите ко мне Маргариту. Она поможет мне раздеть Лауру. И пусть она принесет таз и горячего вина с корицей. Вы, мой друг, – обратилась она к Жану, – отправляйтесь к своим гостям и приглашайте их к столу. Поужинайте без меня. Скажите им, что я нездорова. Это отчасти объяснит им, почему вы выбежали из гостиной с такой поспешностью, – добавила Мари, легко касаясь лица своего любовника кончиками пальцев.

– Но скажите мне все же, что произошло. Я обязан знать хотя бы главное.

– Это просто. Кто-то в Тампле узнал ее. Разумеется, как Лауру Адамс! Тогда она решила бежать, и госпожа Клери согласилась с ней. Не зная, куда идти...

– То есть как это она не знала, куда идти? Лаура должна была приехать сюда, и как можно скорее.