если бы не офицер королевской стражи по имени де Гриньо. Прогуливаясь однажды по упомянутой галерее, он вдруг услышал странные стоны. Крайне удивленный офицер толкнул дверь комнаты, которую считал пустой, и без колебаний вошел. Зрелище, представшее его взору, потрясло честного де Гриньо до глубины души. Не замеченный любовниками, он тихо покинул комнату и вернулся к себе с горящими щеками, храня в памяти образ совершенно голой королевы…
Де Гриньо, смущенный увиденным, не знал, что же ему предпринять, но в конце концов, поразмыслив, решил написать графине Ангулемской, справедливо полагая, что уж она-то не останется безразличной к подобной новости. И, разумеется, де Гриньо не ошибся.
Луиза Савойская, получив послание королевского стражника, не на шутку встревожилась. И вовсе не потому, что ее расстроило распутное поведение молодой королевы, а потому, что герцог Суффолк вполне мог помочь Людовику XII заиметь наследника. Тогда бы ее сын Франциск навсегда потерял права на престол…
От одной этой мысли Луизу бросило в холодный пот, и она немедленно собралась в Париж.
Уставшая, но полная решимости помешать маленькой англичанке лишить Франциска законного права на престол, графиня Ангулемская приказала нести себя прямо в замок Турнель. Не отдохнув ни минуты, она явилась в апартаменты Суффолка, который в это время сочинял очередное письмо своему государю.
– Надеюсь, я не опоздала, – с порога заявила графиня. – Мне стало известно о ваших отношениях с королевой, и я считаю необходимым предостеречь вас, поскольку вы ведете себя крайне неосмотрительно. Вы не можете не знать, что королева, изобличенная в прелюбодеянии, равно как и ее любовник, за содеянное отвечает головой. Разумеется, в прямом смысле…
Однако молодой человек остался невозмутим. Он смотрел на гостью ясным взглядом, и ей пришлось от угроз перейти к посулам. Недолго думая, она пообещала Суффолку ренту в 50 тысяч ливров и земли в Сентонже за то, что он немедленно покинет французский двор. Зная, что в случае смерти Людовика они с Марией смогут наконец быть вместе, Суффолк согласился.
Чтобы исчезновение Суффолка не вызвало ненужных толков, Франциск Валуа пригласил англичанина на охоту в Амбуаз, где этой осенью развелось множество кабанов. Страстный охотник, Суффолк не устоял перед соблазном и сразу же дал согласие, хотя необходимость расставания с Марией приводила его в отчаяние. Однако нужно было держать слово, данное графине Ангулемской, и Чарльз решил не появляться больше при дворе, чтобы его отъезд в Англию остался незамеченным.
Решив убрать с дороги англичанина, Франциск Валуа устроил после охоты пир, во время которого представил английского посла очаровательной Марии Бабу де ля Бурдезьер, своей любовнице. Дабы добиться цели, он пожертвовал бы даже собственной женой, будь она чуть-чуть попривлекательней.
Красавица Бабу умела обращаться с мужчинами, и два дня спустя Франциск мог преспокойно вернуться в Турнель.
Королева Мария, видя, что милый Чарльз избегает ее, очень расстроилась, но долго печалиться она не умела и потому обратила свой взор на другого молодого человека. Им был ее собственный пасынок Франциск Валуа.
Очарованию королевы трудно было сопротивляться, и вскоре Франциск бросился к ногам Марии и едва не подарил ей сына, появления которого так боялась Луиза Савойская.
Увлечение его было столь велико, что Франциск позабыл обо всем на свете, но, слава богу, совершить безумие ему помешал тот же самый господин де Гриньо, который в свое время уже предупреждал его мать об опасности.
– Черт побери, – сердито сказал честный офицер герцогу де Валуа, – что вы собираетесь сделать? Разве вы не понимаете, что эта хитрая и испорченная женщина стремится лишь к тому, чтобы родить от вас ребенка? И если ей удастся произвести на свет сына, вы сразу же превратитесь в простого графа Ангулемского и никогда не станете королем Франции!
Франциск признал правоту де Гриньо и пообещал ему быть впредь благоразумным… но вскоре выяснилось, что перед чарами Марии он все же устоять не смог. Тогда господин де Гриньо, поняв, что молодой человек попал в сети коварной женщины и не в силах отказаться от своей любви, уведомил обо всем графиню Ангулемскую.
Нетрудно представить гнев Луизы Савойской, узнавшей о безрассудном поведении сына, который сам мог лишить себя короны. Примчавшись в Париж, она устроила Франциску сцену – единственную за всю жизнь, ибо Луиза обожала своего сына, – и сцена эта была столь ужасна, что Франциск испугался. Гнев матери возымел действие. Франциск все понял и стал избегать Марии.
В декабре 1514 года над Парижем разразилась настоящая снежная буря. Стояли сильные морозы, а ветер вырывал с корнем деревья и сносил крыши с домов. Голодные волки, преодолев страх, подходили к человеческому жилью.
В просторных залах королевского замка, несмотря на разожженные везде камины, холод пробирал до костей. Сквозняки, гулявшие по длинным коридорам и обширным покоям, вздымали обивку стен. Пламя свечей колыхалось, бросая причудливые дрожащие тени на стены и высокие потолки.
В Турнеле медленно угасал Людовик XII. Чувствуя приближение конца, он все больше терзался мыслью о том, что станется с его дочерью Клод, если Франциск Ангулемский последует дурному примеру своего короля. Зная, что Франциск был влюблен в королеву, Людовик в тревоге шептал:
– Клод, моя маленькая Клод! Лишь бы он не отверг тебя, чтобы жениться на королеве Марии… – И вспоминал несчастную Жанну Французскую, с которой он когда-то обошелся очень жестоко, бросив ее ради любви к Анне Бретонской.
В день Рождества умирающий призвал к себе наследника короны. Сгоравший от нетерпения Франциск Валуа немедленно явился к смертному одру. Он с трудом скрывал победную улыбку. Что означала эта улыбка: радость из-за близости трона или предвкушение возможности откровенно любить Марию? Эти вопросы омрачали последние дни короля.
Когда пробил последний час, у постели короля собрались все, кто его любил. Наконец 1 января 1515 года, ровно в десять часов вечера, Людовик XII отдал богу душу.
Несмотря на снежную бурю, два всадника немедленно покинули Турнель. Один из них направился в Роморантен, чтобы известить Луизу Савойскую о кончине короля, второй поспешил в Отель Валуа, где Франциск развлекался с друзьями.
Почтительно поклонившись, гонец громко провозгласил:
– Король умер! Да здравствует король!
– Да здравствует король! Да здравствует Франциск I! – прогремело в зале.
Бледный от волнения, Франциск устремился в Турнель. Несмотря на радостные возгласы друзей, он все еще был только наследником престола. Королем он сможет стать не раньше, чем через шесть недель, да и то только в том случае, если королева Мария не объявит, что ждет ребенка…
Хорошо зная молодую государыню, Франциск очень опасался за свою корону. Он легко мог себе представить, как Мария, оплакивая супруга, делит ложе с кем угодно – лишь бы понести и навсегда остаться во Франции.
Поэтому на рассвете следующего дня Марию в белых вдовьих одеждах препроводили в Клюни, где под строгим присмотром она должна была провести первые сорок дней траура.
…И вот однажды утром Луиза Ангулемская испытала новое потрясение: было объявлено, что королева Мария беременна!
Но кто же отец ребенка? Суффолк? Франциск? Какой-нибудь молодой слуга?
Ни тот, ни другой и ни третий. Очень скоро выяснилось, что молодая королева повсюду распускала слухи о своей беременности и что-то подкладывала под платье, изображая, что полнеет, дабы, когда подойдет срок, взять ребенка у женщины, родившей в то же время.
Но Луизу Савойскую она не провела. Мать будущего государя приказала лекарям и повитухам осмотреть королеву, и Марию разоблачили.
В тот же день, вопреки обычаю, Франциск явился в Клюни и спросил у Марии, может ли он короноваться.
Побежденная королева, опустив голову, ответила:
– Сир, я не знаю иного короля, кроме вас…
Через несколько дней, двадцать пятого января, в Реймсе состоялась коронация Франциска
