опасность миновала, он больше не захочет обнимать ее.
— Алекс? — тихо спросил Майлз, не получив ответа.
— Со мной все прекрасно, — с видимым усилием проговорила Александра, — хотя я и не понимаю, что произошло. Наши преследователи… Льюис был с ними?
— Да. Я слышал, как он просил их не стрелять.
— Тогда ты должен был оставить меня на берегу. Я хочу сказать, Льюис забрал бы меня с собой. А теперь тебе придется взять меня в Чарлстон.
Голос ее сорвался, и она закрыла лицо руками.
— Алекс, — прошептал Майлз, отводя ладони от ее лица и нежно, но настойчиво поворачивая ее к себе.
Девушка упорно не желала поднимать глаз.
— Майлз, я так виновата перед тобой, — пробормотала она, борясь с подступающими слезами. — Если бы я не разозлила Иезекииля, ничего бы не случилось. Тебе не пришлось бы рисковать жизнью и взваливать на себя лишнюю обузу.
— Какую обузу? Алекс, посмотри мне в глаза! — тихо приказал Майлз, приподнимая ее подбородок.
Ее сапфировые глаза блестели от слез, и он осторожно вытер влагу со щек любимой.
— Ты со мной, потому что я этого хочу. Я пришел к Мэдди и Льюису сегодня ночью, чтобы забрать тебя, взять тебя с собой.
— О нет, Майлз! Почему?
— Потому что я люблю тебя, помнишь?
— Но…
— Никаких «но», — решительно заявил Майлз, приложив палец к ее губам. — Пойдем со мной вниз и поговорим там наедине. Мне многое надо тебе объяснить.
Майлз взял ее за руку и помог спуститься к главной палубе. Там Алекс заметила спешащего к ним человека в сутане.
— Капитан Кросс, мы уже отплыли? — тревожно спросил он.
— Отплыли, святой отец, — улыбнулся Майлз. — Если погода продержится, через две недели будем в Чарлстоне.
Священник с явным облегчением вздохнул и, обернувшись к Алекс, спросил:
— Это та самая невеста, о которой вы говорили?
— Невеста? — удивленно переспросила Алекс.
— Совершенно верно. Отец Джессе, позвольте вам представить мою невесту, мисс Александру Уайком.
— Рад познакомиться, мисс. Церемония может начаться через час.
— Майлз! Какая церемония?! Что здесь происходит? Что за жестокая шутка?
Майлз обнял Алекс за талию и привлек ее ближе к себе.
— Отец Джессе обратился ко мне вчера утром с просьбой доставить его в Чарлстон. Его семья находится там, и он получил известие о том, что его сестра серьезно больна. Я согласился взять его с собой при условии, что он окажет мне услугу и выполнит венчальный обряд.
Джессе сердечно рассмеялся:
— Со стороны капитана было очень великодушно принять с меня плату за проезд таким вот образом.
— Перестань, Майлз! Как ты не понимаешь, что поступаешь со мной жестоко? Так не шутят!
Джессе нахмурился, и Майлз, обернувшись к нему, сказал:
— Прошу простить нас, святой отец. Я должен поговорить с Алекс наедине. Как видите, она очень расстроена тем, что произошло.
— Конечно.
— Алекс, пошли вниз.
Майлз повел ее к каютам, и Александра послушно пошла.
— Хочешь выпить? — спросил он, когда они оба оказались в капитанской каюте.
— Нет! Я только хочу понять, зачем ты все это устроил. Ты мучаешь меня! Мы согласились…
Майлз схватил ее за плечи.
— Мы согласились в том, что пока между нами стоит Диего Родера, у нас нет будущего.
— И ничто не изменилось!
— Алекс, изменилось все! — воскликнул он, затем, сменив тон на более мягкий, подвел ее к креслу. — Садись. Здесь есть кое-что для тебя интересное.
Алекс сжала пальцами подлокотник кресла так, что костяшки побелели. Она нуждалась в опоре. Эта бесконечная ночь явилась настоящим испытанием для нее: сначала адмирал, потом Иезекииль и Фиск, затем сумасшедшая скачка, а теперь еще и это — мучительный разговор о венчании с человеком, которого она отчаянно любила, но не могла обрести. Как бы Майлз ни любил ее, Алекс была совершенно убеждена в том, что призрак Диего Родеры никогда не почиет с миром. Почему Майлз не может этого понять и подвергает ее напрасной муке, заставляя говорить о вещах, доставляющих ей такие страдания?
Между тем Майлз достал из выдвижного ящика шкатулку и поставил ее на стол. Он зажег лампу, затем вынул из шкатулки перевязанный ленточкой пакет и передал его Алекс.
— Это письмо, оставленное мне матерью. Помнишь, несколько дней назад Мэдди заезжала ко мне? Так вот, она сделала это для того, чтобы убедить меня открыть эту шкатулку и прочесть письмо.
— Письмо? Скорее, это напоминает книгу.
— Из него вполне получилась бы книга, поскольку оно содержит потрясающую историю, в которой есть все: убийство, предательство, похоть, возмездие и, что самое важное, любовь. Это история жизни моей матери. Мэдди думала, что, прочитав его, я могу кое-чему научиться.
— Как? Чему?
— Природе любви — ее силе. Я хочу, чтобы и ты прочла это письмо.
— Но я не могу. Оно было написано тебе.
— Верно, — кивнул Майлз. — Но мама согласилась бы со мной. Ты должна знать, что в этом письме, и тогда ты поймешь, почему я пришел за тобой сегодня.
Любопытство боролось в Алекс с деликатностью, но, откликнувшись на просьбу Майлза, она развязала бархатную ленточку и принялась читать. Майлз, налив себе немного бренди в стакан, откинувшись в кресле, наблюдал за Алекс.
По выражению ее лица Майлз с точностью мог бы сказать, о чем она сейчас читает. Ее выразительное лицо отражало попеременно ужас, сочувствие, ненависть, горечь, все то, что в свое время пережила Кэтлин. Майлз любовался лицом любимой, красивым даже со следами грязи и слез. Она представлялась ему ангелом с золотым нимбом вокруг головы. Когда Алекс закончила чтение, Майлз протянул ей платок.
Алекс перевела дыхание, перед тем как сказать ему тихо:
— Я никогда не читала ничего более пугающего и более прекрасного. Твоя мама — замечательная женщина. Каждое ее слово дышит любовью.
— Я знаю, — согласился Майлз. — Но мой отец не хотел, чтобы я читал это письмо, опасаясь, что я буду думать о маме по-другому.
— И он оказался прав?
— Нет. Наоборот, я люблю ее еще больше.
— Но при чем тут я, Майлз? Конечно же, Мэдди не хотела…
— Мэдди действовала инстинктивно и оказалась права. Алекс, я прошу тебя выйти за меня замуж. Сейчас. Сегодня. Я нашел особенную, чудесную женщину и хочу соединить с нею свою жизнь.
— Я не понимаю тебя, Майлз.
Он взял ее за руку и усадил рядом с собой на кровать.
— Хочешь, я расскажу тебе, что я понял, Алекс? Эти несколько дней самокопания привели меня к тому, что я увидел себя таким, как есть: надменным, задиристым и чрезмерно самонадеянным юнцом. Таким я был, когда плыл с Андре на «Жаворонке», когда Диего напал на нас и убил моего крестного. Но я был бессилен спасти дорогого мне человека, и Диего тогда впервые дал мне почувствовать мою слабость. Он хлестнул меня плетью и посадил на цепь, как собаку. Он сразил меня — он победил меня! Да, я спасся, но