– Операция совершенно исключительная. И не очень выгодная.

– Но ведь не выбросите же вы всю эту груду на рынок? – запротестовал Симеон.

– Выброшу, – ответил, не смущаясь, Сесиль. – Я должен буду это проделать и проделаю. Для этого есть основания. Вы сами-то не собираетесь их приобрести?

Председатель треста погрузился в напряженное размышление.

– Хорошо, я возьму их по 93, – невозмутимо ответил он.

– Ого! На два доллара ниже! – удивился Сесиль. – Да ведь минуту назад вы предсказывали дальнейшее повышение.

Рейншор затянулся сигарой, и на мгновение лицо его выплыло из мрака.

– Раз вы хотите разгрузиться, – заметил он, смотря не на собеседника, а на огонек своей сигары, – я к вашим услугам, но только по 93.

Сесиль стал доказывать, но Рейншор был непоколебим, как скала.

Спустя четверть часа они заключили условие на продажу двадцати пяти тысяч акций (по сто долларов каждая) северо-американского Текстильного треста на два доллара ниже курса дня.

Послышался гудок отходящего парохода.

– Мне надо идти, – объявил Сесиль.

– Как вы торопитесь! – с сожалением вздохнул Симеон.

Через пять минут Сесиль вернулся к себе в отель. Вскоре раздался осторожный стук в дверь.

– Войдите, Леонид, – ответил он.

Это был его камердинер, небольшой, худощавый, неопределенного возраста человек с бегающими глазами, который, превращаясь то в лифтмена, то в биржевого зайца, то еще в кого-нибудь, неизменно помогал Сесилю в его проделках.

– Мистер Валори действительно отплыл на пароходе, сэр.

– Прекрасно. А насчет яхты вы отдали распоряжения?

– Все в порядке.

– А достали одну из шляп мистера Рейншора?

– Она находится в вашей уборной. Внутри ее не оказалось никакой метки, поэтому, чтобы облегчить задачу полиции когда ее найдут на берегу, я взял на себя смелость написать на подкладке фамилию мистера Рейншора.

– Правильно, – одобрил Сесиль. – Вы сядете на пароход, отходящий в Лондон в час ночи, и будете там завтра до двух часов. Все произошло так, как я и предполагал, и мне больше нечего сказать, но хорошо бы было, если бы вы перед отъездом повторили все ранее сказанное вам мною.

– С удовольствием, сэр, – произнес Леонид. – Вторник – день. Я отправляюсь на Клоак-лэйн и даю понять, что мы хотим продать акции Текстильного треста. Неумело стараюсь скрыть причину тревоги и мало-помалу проговариваюсь, что мы торопимся разделаться с кучей этих акций. Наконец признание срывается у меня с языка – я сообщаю об исчезновении Симеона Рейншора и высказываю предположение, что, вероятно, он покончил самоубийством, но при этом добавляю, что пока никто об этом не догадывается кроме нас. Выражаю сомнение в устойчивости положения треста и навожу слушателей на мысль о существовании таинственной связи между этим исчезновением и исчезновением Брюса Бауринга. Направляю наших людей на биржу посмотреть, что они смогут там сделать с тем, чтобы после этого сообщить о результатах. Затем спешу на Бирчин-лэйн и повторяю целиком представление. Вслед за тем направляюсь в Сити в контору «Вечернего курьера» и вступаю с редактором финансового отдела в беседу по поводу треста, причем высказываю самые пессимистические мысли. Однако об исчезновении Рейншора ничего ему не говорю. Среда – утро. Доверие к тресту катастрофически уменьшается, а я, как идиот, торгуюсь и торгуюсь. Наши сообщники убеждают меня брать то, что дают, но я ухожу, заявив о своем намерении предварительно протелеграфировать вам. Среда – день. Я встречаюсь с одним из репортеров «Утренней газеты» и пробалтываюсь ему, что Симеон Рейншор пропал без вести. «Утренняя газета» телеграфирует в Остенде и оттуда получает утвердительный ответ. Четверг – утро. Акции треста равноценны чуть ли не простой бумаге, я же лечу к нашим приятелям на Трогмортон-стрит и прошу их покупать, покупать и покупать – в Лондоне, НьюЙорке, Париже – везде, где можно.

– Поезжайте с миром, – заключил Сесиль. – В случае удачи можно надеяться на падение до семидесяти.

– Вижу, мистер Торольд, что вы хотите пригласить меня на тур вальса, – сказала Жеральдина Рейншор. – Я согласна.

– Вы читаете то, что скрыто от простых смертных, – ответил, расшаркиваясь, Сесиль.

Была ровно половина десятого вечера. День – четверг. Они встретились в танцевальном зале, позади концертного зала. По гладкому блестящему полу скользили бесчисленные пары танцующих – мужчины во фраках, женщины же в самых разнообразных нарядах, но все в шляпах. Жеральдина была в белом закрытом платье и большой черной бархатной шляпе, но, несмотря на свой скромный вид, производила большое впечатление.

– Итак, вы уже вернулись из Брюсселя? – спросил Сесиль, обнимая ее за талию.

– Да, как раз перед самым обедом. А вы с отцом что поделывали? Мы его еще не видели.

– Видите ли, – таинственно произнес Сесиль, – мы предприняли небольшую поездку и, как и вы, только что возвратились.