И царь кивнул: «Похвально…» А после государя чуть не хватил удар: Со свистом, гамом, громом, Проносится нахально Крылатая колонна… Коричневых гусар! Коричневых?! О, боже! Какая-то ошибка: Подобный цвет мундиров Не носят на Руси! И с царских губ слетело Подобие улыбки. «Вернуть сюда тотчас же! Вернуть и — допросить!» Вернулись. Доложились. И честно рассказали, Что были в партизанах, Громя тылы врагов. И в этой бурной жизни Мундиры истрепались, — Не уберечь костюма Средь леса и снегов. Искали матерьяла, Чтобы пошить другие: Ведь старые, ей-богу! — Изорваны до дыр… Все лавки до Парижа Давно стоят пустые, А тут попался как-то Девичий монастырь. Мундиры-то ни к черту, А так хотелось новых! Монашенки брыкались… Но все ж в конце концов Все то, что шло на рясы Пятьсот невест Христовых, Пошло на вицмундиры Ахтырских молодцов! И царь расхохотался: «Потешили, мерзавцы! Коричневые… чтоб вас! С монашенками… ах!» А снизу улыбался На вороном красавце Кудрявый подполковник С чертятами в глазах. «ВРУБЕЛЬ» Подлунный мир, похожий на мираж… Душа, как створки окон, — нараспашку. Мне обжигает пальцы карандаш, Закованный в кленовую рубашку. Как бесконечно тянутся часы! И как неясен тусклый смысл созвездий, Как долог путь от млечной полосы До лестницы в заплеванном подъезде… И оттиски далеких черных дней Стучат в висках холодной звонкой болью. И в сердце кровь шалеющих коней, Насыщенная порохом и солью… Я больше не могу в таком огне И пустоты, и недопониманья. Но где-то там, в душе, на самом дне Весь первобытный ужас мирозданья! И вот тогда бессильны образа, И каждый миг, словно столетье, длится. И Демона хрустальная слеза, Как жизнь моя, скользит, боясь разбиться. Который век? Которое число? Кто выдумал, что красота бессмертна? Холодный воздух утра… Рассвело. Короткий путь от вечности к мольберту… ПАМЯТИ НИКОЛАЯ ГУМИЛЕВА Господин офицер, вы еще не одеты? Небо смотрит нахмуренно и свысока. А вдали, в розоватых брабантских манжетах, Облака, облака, облака, облака… Господин офицер, что же вы загрустили? Умирают не только герои в стихах. Видно, Бог и судьба все же вам отпустили Три высоких креста на граненых штыках. Господин офицер, это ясно и просто: Революция, царь — кто там прав, кто не прав. Первый крест — крест Георгия Победоносца Не отнять, даже с мясом с мундира сорвав. Господин офицер, руки за спину молча. Сапоги, гимнастерка — все сняли: убрать! Крест нательный — накинулись стаею волчьей… Ничего: это в сердце, а там не достать. Господин офицер, третий крест — в изголовье. В небесах уже явно бушует рассвет:
Вы читаете Пастух медведей
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату