овладели академиком. Он не испытывал никакого желания посмотреть на Десятую. Он только перевернулся на другой бок и даже слегка всхрапнул.

Но чьи-то руки начали сильно трясти его.

— Да вы живы или нет? Проснитесь! Прилетели! — гремел торжествующий голос Юры над самым ухом академика.

Академик раскрыл глаза, но ничего не увидал, кроме лампочки распределительного щитка.

— Где мы? — сердито спросил он, не видя, а скорее ощущая, что Юра сидит рядом с ним.

И тут вспомнил все приключения ближайшего часа. Он услышал шорох и догадался, что Юра разыскал саквояж и шарит в поисках бутербродов.

— Да на Десятой, Михаил Сергеевич… На планете…

Юра, видимо, начал жевать ветчину, потому что стал говорить отрывисто и не совсем внятно.

— Только я при посадке маху дал. Боялся, что не дотяну и проскочу мимо… Ну, сгоряча и выпустил в мотор триллиардов пятнадцать лишних фотонов. Переборщил… и перелет дал. Градусов на сто восемьдесят. Не на том меридиане сел. Сами видите, на неосвещенном полушарии… Вокруг ночь… Но, кажется, небо звездное и ветра нет…

— И что из этого следует? — странным для самого себя голосом спросил академик, потому что в голову ему пришла мысль, настолько простая и ясная, что нехватало силы даже рассердиться как следует.

— Как что? — изумился Юра. — Вашим громадным авторитетом вы сегодня поддержали меня. Я не в претензии, что вы сначала строжайше проэкзаменовали меня, проверили. Ваше согласие быть со мной здесь — большая честь для меня… и поэтому уважьте, глубокоуважаемый Михаил Сергеевич, мою просьбу…

— Какую? — сухо спросил академик.

— Сейчас мы должны выйти из кабины, — пояснил Юра. — Пусть ваша нога первой ступит на поверхность Десятой. И я уступаю вам право дать ей название по вашему желанию.

Собственно говоря, соблазн был огромен. Имена греческих и римских богов замелькали в голове академика. Он уже сделал движение, чтобы нащупать ручку дверцы. Но сию же минуту, расталкивая Нептунов, Плутонов и Меркуриев, холодная и отчетливая мысль снова пробралась в мозг, и обычная ирония окрасила слова академика:

— Вы очень остроумный человек, Юра. Я не имею ни малейшего желания пользоваться вашим правом приоритета. Я даже подозреваю, что вы хотите назвать свою Десятую, скажем, «Юриссимус»…

Он не дал Юре прервать себя и продолжал:

— Кстати, не можете ли вы осветить ваше авто?

— К сожалению, при посадке, вероятно, испортились провода, — виновато отозвался Юра.

Академик вяло пожевал губами:

— Так-с… Ловко придумано… — и сказал громче: — А нет ли у вас какого-либо другого осветительного приспособления? Я бы, знаете, удовольствовался даже зажигалкой.

— Некурящий.

— И тут нашел отговорку, — пробормотал академик.

Но Юра радостно воскликнул:

— Хорошо, что напомнили! Со мной карманный фонарик. Вот пригодится… Кажется, поломалось одно из шасси…

Он, видимо, шарил по карманам. Потом сунул фонарик в руку академика.

— Извольте…

Академик нажал кнопку и направил луч света прямо в лицо Юры.

— Ну, бросьте ваши шутки. Перестаньте разыгрывать меня, молодой человек.

Лицо Юры выразило крайнюю степень удивления и тревоги:

— Помилуйте, Михаил Сергеевич, что с вами?

— Со мной? Ничего… — резко заговорил академик. — Но довольно шуток. Я понял все. Вы живете где-то на даче… Не возражайте, я еще никогда не ошибался. Или просто вы завезли меня за город, в глухое место… за стеклами авто я не вижу ни малейшего признака городских зданий.

— Да что вы, Михаил Сергеевич! — взмолился Юра.

— Не возражайте… Вы отвлекли мое внимание разными занимательными выдумками во время поездки… Но я человек серьезный. Ну пошутили, ну посмеялись…

— Уверяю вас, Михаил Сергеевич, — Юра умоляюще сложил руки на груди, — чем хотите поклянусь… и в мыслях не имел. Да разве я посмел бы? Разве я могу себе позволить такие шутки?..

В голосе молодого ученого послышалось такое волнение, что академик смягчился. Он потушил фонарь.

— Если даже это шутка с вашей стороны, милый Юриссимус, — добродушно произнес он, ласково дотрагиваясь в темноте до плеча Юры, — то продолжайте. Я люблю безобидные шутки. Они приносят людям больше пользы, чем полагают иные серьезные сухари.

Юра ответил:

— Вы правы, но это не шутка.

— А если так, — тем же добродушным тоном продолжал академик, — то знаете что? Давайте вступим на почву Десятой вместе. Сразу. Вдвоем. А?

— Великолепно! — засмеялся Юра приподнимаясь. — Позвольте я помогу вам…

Он распахнул дверцу, и приятный теплый воздух овеял взволнованное лицо академика.

— Действительно, кажется, вы примчали меня куда-то очень далеко, — произнес академик. — Шагаем?

— Одна приступочка, Михаил Сергеевич, — предупредил Юра.

Но академик медлил переступить через порожек.

— Посветите-ка, Юрочка. Возьмите фонарик. Вдруг мы в болото угодим…

Луч фонаря осветил почву перед распахнутой дверцей.

— Ничего подобного, — уверял Юра. — Песок. И сухонький. Не то дорожка, не то площадка. Шагаем. Раз, два…

— Три! — подхватил академик, ступая на приятную мягкость песка одновременно с Юрой.

По привычке академик тут же поднял голову и взглянул на небо. Картина раскинувшегося над ним ночного небесного свода поразила его. Не опуская головы, он ощупью схватил за руку Юру и мог только прошептать:

— Смотрите… небо…

Звезды были необычайно крупны, ярки и близки. Казалось, что, приподнявшись на цыпочки, можно схватить любую из этих лучистых игрушек.

Академик с первого же взгляда узнал очертания знакомых созвездий. Но если полчаса тому назад, когда он выходил из директорского корпуса ГАИ, над ним стояли осенние созвездия, соответствовавшие примерно полуночи октября, то теперь наверху развертывалась другая картина. На синем небе величественно сияли апрельские весенние созвездия.

— Вижу, — услыхал академик голос Юры. — Так оно и должно быть. На это место орбиты через шесть месяцев примчится Земля, и тогда люди смогут любоваться этой же самой картиной…

— Что вы говорите! — пожал плечами академик, чувствуя снова прилив раздражения. — Дело обстоит несколько не так. Полярная чуть ли не в зените. Разве мы на Северном полюсе? Теплынь какая… А там? Созвездия Южного полушария?