Это соревнование, в котором он был призом, развеяло «вечную скуку» короля. Была еще красивая мадам Рошуар, первая в рядах кандидаток. Но король сделал гримасу. Опять она! Он ее уже сто раз отвергал… И, как злословили при дворе, герцогиня «была, как лошади из малой конюшни, всегда готовые, никогда не нужные». И вот тут Бине назвал имя мадам Норман д'Этиоль. Да! Да! Дама в розовом! Дама из голубого фаэтона! Дама из леса Сенар! Та, что влюблена в него и не желает изменять мужу ни с кем, кроме как с королем!

— Она стремится лишь понравиться тому, кто ей нравится!

Приблизить к себе мещанку! Почему бы и нет? Мещанку легче бросить, чем придворную даму, которую видишь каждый день со слезами и мольбой в глазах.

Через несколько дней король женил своего сына на испанской инфанте. В ночь на 27 февраля 1745 года весь Париж отправился на бал-маскарад в Версале. В веселящейся огромной толпе смешались арлекины, турки, скарамуши, пастухи и пастушки. Еще там были семь чудищ — на рамах были укреплены огромные круглые головы, они передвигались, переваливаясь из стороны в сторону. Одна из них скрывала короля.

Наша красавица, конечно, узнала короля и позволила одной из голов увлечь себя в пустую гостиную, где и свернулась клубочком на зеленых листьях диванных подушек… Она не сомневалась, что будет преемницей мадам Шатору! Когда же «поцарапанная ветвями» и слегка помятая Жанна храбро вернулась на Зеркальную галерею, она вскрикнула от изумления, а ее партнер поспешил удалиться: король был там, и без маскарадного костюма!

Но он разговорился с мадам д'Этиоль, попросил Жанну-Антуанетту снять маску… Она подчинилась и открыла свое сияющее лицо. Король спросил ее, не поедет ли она завтра на бал в ратушу? Молодая женщина ничего не ответила, но, улыбаясь, устремилась прочь, уронив свой кружевной платочек. Король поднял его и бросил ей обратно. По толпе пробежал шепот: «Платок брошен!»

На следующий день был черед Парижа принимать Версаль. Король прибыл в ратушу инкогнито, в черном домино, в сопровождении одного герцога д'Айена в такой же маске.

Давка и толкотня были еще больше, чем накануне на балу в Версале. Невозможно было ни пройти, ни подняться, ни спуститься по лестницам ратуши. Залы переполнены, там нечем было дышать, дамы падали без чувств…

Король хотел было уже ринуться в толпу, но тут он заметил мадам д'Этиоль — без маски и в черном домино, которое выгодно подчеркивало великолепный цвет ее лица.

Один угодливый чиновник впустил короля в свой кабинет. Неужели эта интрига закончится столь банально, меж двух глотков шампанского? Но надо было знать Жанну-Антуанетту! Она имела холодную голову. Впрочем, как и чувства… Жанна-Антуанетта позволила королю некоторые вольности, но не более, чем это было принято» на маскараде…

Вечером, возвращаясь с бала, все еще в сопровождении герцога д'Айена и держа под руку мадам д'Этиоль, Луи кликнул фиакр.

— Куда я должен вас отвезти? — спросил король.

Он ожидал, что она ответит: «Куда хотите». Но услышал:

— В дом моей матери.

Это было неожиданно, король улыбнулся, и забавно. Король! В фиакре! С молоденькой мещанкой, которую он провожает до дома матери! С какой-то Пуассон, дочерью мясника!

Пока экипаж трясся по булыжникам мостовой, он немного приблизил свою победу. Ее губы… И всего лишь один поцелуй в грудь у самого края корсажа. А герцог д'Айен упорно смотрел в окошко. Вдруг фиакр остановился на перекрестке — полицейский сержант не разрешал проехать.

— Дайте луидор кучеру, — приказал король, — и он проедет!

— Один луидор? — воскликнул герцог. — Поостерегитесь, Ваше Величество, завтра же полиция об этом узнает, начнет разнюхивать, куда мы ездили, и раскроет ваше инкогнито! Вполне достаточно одного экю!

Кучер подхлестнул лошадь, и Людовик XV отвез будущую фаворитку к матери…

Только через несколько дней, чтобы придать больше веса своей капитуляции, Жанна-Антуанетта осуществила свою мечту, к которой стремилась столько лет: отдалась тому, кого она любила всей душой…

Но как злословили придворные:

— Если это и случилось, то это удовлетворение минутного желания, она не станет любовницей.

«Минутное желание» — только на первый взгляд. Но двор не знал о настоящей драме той, которой король тут же придумал милое имя — Помпадур. Она была бесчувственна к его ласкам! «Мадам холодна и не испытывает радости от любви», — говорила ее служанка. Жанна заставляла себя пить горячий шоколад с ванилью, ела много трюфелей и переперченные блюда. Такой подогрев чувственности не дал никакого результата, кроме проблем с желудком.

— Моя дорогая, — поделилась своими опасениями мадам д'Этиоль со своей подругой, мадам де Бранка, — я боюсь потерять любовь короля. Мужчины придают слишком много значения некоторым вещам. А у меня, к несчастью, холодный темперамент.

Она стала часто плакать.

— Вы знаете, что со мной случилось неделю назад? Король под предлогом, что ему жарко, лег на мою кровать и провел со мною часть ночи. Я ему быстро надоем, и он возьмет другую!

— Вы не избежите этого, — ответила мадам де Бранка, — продолжая вашу странную диету, а только убьете себя. Сделайте лучше так, чтобы король дорожил Вашим обществом, будьте нежны, не отталкивайте его, и время все исправит. Цепи привычки свяжут вас навсегда.

Цепи привычки? Другая женщина, Марсель Тинейр, раскрывает нам еще один секрет мадам де Помпадур, которым она пользовалась многие годы:

«Когда король поднимался в «комнаты наверху», каждый раз его встречала новая женщина, но с тем же лицом. Это была та же, столь знакомая, — и всегда другая: садовница в соломенной шляпке; султанша в широких шелковых шальварах и в кофточке с пуговицами, расстегнутыми на шее; придворная дама — почти величественная; молодая веселая женщина или мечтательная рассказчица разных историй. Это выгодно отличало ее от других придворных дам.

Из своих слабостей мадам де Помпадур создала тайное оружие силы. За свою жизнь она видела стольких людей, столько всего узнала, о чем Людовик и не догадывался. Она освободилась от предрассудков, столь стесняющих герцогинь в любви. Жанна умела музицировать, рисовать, элегантно одеваться, искусно вести беседу — талант, приобретенный в школе Вольтера и Фонтенелли. Эта гениальная выскочка имела все черты истинной парижанки, которая может родиться в грязи и подняться до ступеней трона. Она умела приспосабливаться ко всем ситуациям, если надо, быть влюбленной, актрисой, политиком, куртизанкой и даже благочестивой мамашей семейства, но всегда и прежде всего оставаться женщиной, которая хочет нравиться и нравится мужчинам». Жанна-Антуанетта стала не минутным увлечением, а полноправной любовницей!

Ленорман д'Этиоль смирился и согласился с грустью, но без возмущения, с приказом, который 15 июня 1745 года лишил его жены.

14 сентября 1745 года маркиза Помпадур пережила ужасную церемонию представления ко двору.

— Кто та, которая посмеет представить такую женщину королеве? — спрашивал аббат д'Эди у принцессы Конти, кузины короля.

— Ах, аббат, — ответила, смеясь, принцесса, — не спешите судить, так как это буду я!

Мадам Конти жаждала милостей и денег… Одетая в тяжелое парчовое платье, мадам Помпадур сделала три реверанса: королю, который покраснел, глядя на нее, королеве, которая была очень любезна с ней, и дофину, который показал ей язык…

В этот же вечер экс-мадемуазель Пуассон отправила шестьсот ливров мадам Лебон, предсказавшей когда-то, что она станет любовницей короля — «почти королевой» Франции, которой она и была больше двадцати лет, до самой своей смерти.