Масло действовало как обезболивающее. Старые раны тут же прекратили болеть, и Акинобу почувствовал себя молодым. Он был знаком с дой. Дой применялся во многих лекарствах Нихон и Ая. Его действие можно было контролировать. Но в этот вечер Акинобу слишком устал. Он позволил себе расслабиться совсем немного. На одно короткой мгновение. Когда же очнулся, ему показалось, что прошло не меньше коку. В ушах по-прежнему звучал вкрадчивый голос Ёко:

– И сказал он ему: 'В упор нельзя смотреть на две вещи: на солнце и на смерть!' Вы спите, мой господин?…

– Пятая строка сутры 'О вреде забвения'! – воскликнул Акинобу, перевернулся и схватил Ёко за руки.

– Говори, негодная девчонка, кто тебя послал?

С ней случилась короткая истерика – пока Акинобу не плеснул ей в лицо водой из таза для мытья рук.

– Ну?! – грозно потребовал он.

– О, господин… – она поползла к нему на коленях, пряча в руке иглу с ядом. Ее кукольное личико исказила гримаса ненависти.

– Дрянная девчонка! Брось иглу, иначе я убью тебя!

Она предприняла отчаянную попытку – прыгнула, как кошка, но только насмешила Акинобу. В этот момент в пагоде зазвучал колокол.

– Вот для чего ты пыталась меня усыпить, дрянная девчонка! – воскликнул Акинобу. – Говори, кто тебя послал!

– Поздно… – ответила она. – Поздно. Мне теперь так и так не жить.

С этими словами она воткнула себе в грудь иглу и тотчас умерла с печальной улыбкой на кукольном лице.

Акинобу не успел ее остановить. Бедная девочка! Он подивился ее решительности и, схватив одежду и оружие, бросился к выходу. Однако дверь оказалась закрытой снаружи. Пришлось выбить окно, чтобы покинуть дом.

Деревня горела. По улицам метались обезумевшие крестьяне, курицы и овцы, лаяли собаки, а сверху на все это оседал черный пепел. Впрочем, в утренних сумерках едва ли можно было что-то разглядеть – разве что снег стал черным и грязным.

Возле дома Натабуры на него бросились два асигару и один зиган с нагинатой, и хотя Акинобу всех троих знал и даже крикнул, кто он такой, чтобы предупредить их, они не остановились. Только когда они молча оттеснили его в переулок, он сообразил, что они действительно хотят его убить. К этому моменту он уже был ранен в руку. А раненый всегда проигрывает в бою, вспомнил он классическую фразу из 'Искусства войны' Суньцзы. Однако только с равными противниками, самодовольно подумал Акинобу, уклоняясь от удара нагинатой. Впрочем, нападавшие сами почувствовали, что имеют дело с необычным бойцом. Они пытались убить его уже целых две кокой, но даже не могли попасть. Правда, кто- то из них в толчее зацепил старика, и рукав его фуфайки окрасился в красный цвет, но больше, сколько бы они ни старались, у них ничего не выходило. Казалось, старик предугадывает каждое их движение и использует то обстоятельство, что их трое и что они не могут одновременно действовать в узком переулке. Да и выглядел противник очень спокойно и не делал лишних движений. Когда же он перестал только обороняться и блокировать удары посохом из белого корейского дуба, а выхватил клинок, они пожалели, что их всего трое.

Первым Акинобу убил зигана, и не потому что он был наиболее опасен, хотя это действительно было так, а потому что на свою беду в этот момент он оказался ближе всех. Четырехгранный клинок вошел ему точно в яблочко и изогнулся дугой в то мгновение, когда перебил шейный позвонок. Зиган умер так быстро, что даже ничего не понял. Не поняли даже его подельники, потому что схватка развивалась очень стремительно, и они решили, что зиган просто споткнулся и упал. Но когда следующим движением Акинобу легко убил одного из асигару, оставшийся в живых, сообразил, что дело дрянь, и бросился бежать. Акинобу сшиб его с ног нагинатой, подошел и спросил:

– Кто тебя послал? Кто?

– Я… Я… не могу сказать.

– Говори, собака!

– Я давал клятву.

– Прекрасно, ты умрешь вместе с ней. Говори! – и приставил к горлу асигару клинок.

– Капитан…

– Капитан? – удивился Акинобу.

– Он… – кивнул асигару. – Он увез вашу дочь.

– Давно?

– Коку назад.

– Куда?

– Я не знаю, наверное, в столицу.

– В столицу, говоришь?! – удивился Акинобу.

Этот разговор происходил в тот момент, когда Натабура оттеснял эбису за околицу. Они разминулись с Акинобу меньше чем на полкокой: когда Акинобу выбежал на дорогу, Натабура уже удалялся в горы по направлению к хребту Оу.

Если бы Акинобу знал, что Юку увезли на лошадях, он бы предпринял иные действия. Обычно женщин носили в паланкине. Правда, через некоторое время он сообразил, что беглецы едут на лошадях, что их всего пятеро, включая Юку, и что среди них нет капитана Го-Данго, однако возвращаться в деревню было уже поздно – слишком далеко он ушел и потерял бы много времени. Он обратил внимание на то, что вначале лошади шли рысью, но постепенно перешли на шаг. Поэтому он решил их догнать в надежде, что в следующей деревне отряд остановится на отдых.

Он привык к долгому бегу. Много-много лет он каждое утро бегал по горам вокруг родного озера Хиёйн, в центре которого находился плавучий монастырь Курама-деру. Горы Коя скрывали его от постороннего взгляда. Ежедневный бег сделали Акинобу необычайно выносливым. Ему не было равным в этом искусстве. Однажды, еще до разделения Миров, в монастырь под видом монаха явился повелитель драконов Бог Риндзин. Он предложил Акинобу пари: кто быстрее обежит озеро, тот получит власть над всеми каппа – как пресных, так и морских водоемов. Если бы Акинобу проиграл, ему бы пришлось уйти с озера Хиёйн, ибо в нем жил каппа Мори-наг, и вообще никогда не приближаться ни к озерам, ни к рекам, ни к морям. Они стартовали на берегу реки Поё-но, которая вытекала из озера, и вначале Бог Риндзин легко опередил Акинобу. Он даже посидел на камне и полюбовался на водную гладь, полагая, что рано или поздно озеро будет принадлежать ему. Но из кустов выскочил Акинобу, и Богу Риндзину пришлось прибавить хода. В следующий раз не успел соскучиться. Акинобу выскочил из кустов, прежде чем Бог Риндзин перевел дыхание. Снова пришлось бежать. В третий раз только он уселся отдохнуть, как Акинобу был тут как ту. Чем дольше он бежал, тем быстрее это делал. Он словно разгонялся. Его уже нельзя было остановить. В конце концов Богу Риндзину пришлось подналечь. Он даже опередил Акинобу на три шага, но в последний момент споткнулся от усталости и проиграл полступни. Таким образом, озеро Хиёйн и плавучий монастырь Курама-деру остались за Акинобу. Больше никто из Богов не претендовал на них. Зато в Небесных дворцах об Акинобу разнеслась слава, как о первом бегуне в мире.

Благо, что на нем были не широкие хакама, а узкие тибетские штаны, в которых очень удобно бежать.

По расчетам Акинобу, к часу овцы отряд должен был попасть в следующую деревню. Однако через две стражи произошло следующее. Тропа вдоль берега стала заметно шире, и там, где она делала крутой поворот вокруг мыса, одиноко бродила лошадь, пощипывая на склоне едва заметную свежую траву. На лошади был полный комплект сбруи, и Акинобу даже разглядел дайкю, притороченный к седлу. Однако при виде незнакомого человека лошадь взбрыкнула и убежала.

Акинобу внимательно осмотрел тропу и обнаружил следы крови на обочине, а в кустах – один дзори, из тех, что носили асигару. Еще он обнаружил сломанную стрелу от короткого лука и сделал вывод, что на отряд кто-то напал и что стычка была короткой и яростной, а из четырех асигару,