Пришлось спускаться в овраг. Большой Куоркис едва не снес всю компанию, когда поскользнулся на склоне. Место накрыли плащ-палаткой и включили фонарик. Косте с трудом удалось втиснуть голову между чьих-то плеч. На земле в куче прошлогодней листвы и веток лежал труп в суперформе сталкера и в полумаске. Костя даже сморщился, ожидая почуять запах тлена, но, к его удивлению, совсем ничем не пахло, кроме прелых запахов леса. Над трупом склонились Венгловский и Калита, обыскивая его. Лицо у трупа было черным и сморщенным, как у мумии, но не разложилось.

– Кажись, я его знаю, – покрутил головой Сергей Чачич. – Точно, это он!

– Кто? – чуть обернулся Калита.

– Майор Кальтер. Мы его три года искали. Ушел в Зону и не вернулся. Хитрый, гад!

– Фашист, что ли? – спросил Костя.

– Почему, фашист? Просто немец. Военный разведчик. Маскировался под нашего.

– Сволочь! – сказал кто-то и пнул покойника.

– Этот район когда-то принадлежал Украине. Немцы здесь вовсю шарили.

– Андрей Павлович, может, его наши уконтропупили? – высказал предположение Жора.

– Если бы наши, – выпрямился Калита, – от него за три года ничего не осталось бы. Скорее всего, на «шип» напоролся. Есть здесь такая гадость. Растет как раз в таких сырых местах. Этот «шип» вспрыскивает в человека совсем мизерную дозу парализующего яда. Человек мгновенно теряет способность двигаться. «Шип» еще из живого человека выпивает все соки, пока не остаются кожа да кости. Даже собаки не едят.

– О, нашел! – воскликнул Венгловский и показал удостоверение.

Все увидели черно-красно-желтый флаг и убедились в правоте слов Сергея Чачича.

Труп забросали листвой и ветками, отдавая таким образом дань еще одному сталкеру, погибшему в Зоне. Андрей Дубасов, однако, плюнул и выбрался из оврага.

– Ни хрена! – сказал он. – Я эту сволочь хоронить не подписывался. Они у меня во вторую мировую под Витебском полдеревни родни сожгли. Мне их любить не резон.

– Вольному воля, – ответил кто-то, кажется, Жора Мамыра, который по молодости плохо знал историю. Он считал, что Берлин – мировая столица пива и белесых немецких женщин.

Калита, Венгловский и Семен Тимофеевич устроили под плащ-палаткой совещание. Костя хотел было завалиться подремать, но вспомнил о «шипе» и лишь присел на траву. Светало, но в лесу все еще было сумрачно. Над черными верхушками елей скользила бледная луна.

– Костя… – позвал Калита. – Сабуров!..

Костя очнулся. Он все-таки успел задремать. Эти несколько минут сна вернули ему силы.

– Я здесь, – ответил он шепотом.

– Иди сюда.

Костя подлез под плащ-палатку. Ему было любопытно.

То, что он увидел, привело его в изумление. Конечно, он знал, что такое «планшетник». Но чисто теоретически. Отечественная наука сумела скопировать инопланетную технику. С помощью настоящего «планшетника» можно было путешествовать по любой планете. А с помощью копий – только в заданном районе. Да и то лишь в одном масштабе, хотя даже жалкие копии стоили баснословно дорого. Что говорить об оригиналах. Две раскрытые карты были совершенно идентичными оригиналам. Однако на одной был нанесен маршрут, а другая оставалась чистой. «Вот о какой карте шла речь», – понял Костя.

– Я хотел тебе показать, что мы делаем и куда идем, – сказал Калита, – чтобы ты не потерялся.

Костя понял, что если бы он «не сдал» экзамен на мосту, его бы не пригласили на совещание – просто приглашать было бы некого. Юра Венгловский ободряюще подмигнул ему: мол, не робей!

– Смотри, – сказал Калита, – мы здесь, – и ткнул пальцем.

Масштаб карты увеличился, и Костя узнал овраг, в котором закопали майора Кальтера, и даже кусты, под которыми они вчетвером сидели.

– А если так, – палец Калиты совершил маневр, – мы попадем сюда.

Карта изменилась и выросла до невероятных объемов. У Кости закружилась голова. Перед ними лежал город Припять. Они словно зависли на большой высоте. Квадраты девятиэтажек образовывали улицы, между ними были разбросаны переулки и парки. В центральном парке торчало ребристое «чертово колесо».

– Больницу видишь?

– Да, – ответил Костя, хотя на самом деле ничего не видел.

– Вот она!

– Ага.

– Выброс из Зоны, а точнее, из Дыры, как раз на левое крыло и пришелся.

– Понял, – сказал Костя, хотя ничего не понял.

Потом он сопоставил: все они в этой больнице лежали и все почему-то выздоровели. Но что это значило, он еще не осознал, точнее, ему никто ничего толком не объяснил.

– Сейчас мы придем в город. Семен Тимофеевич облюбовал хорошее место. Мы там сядем и будем ждать. По всем расчетам, Дыра вот-вот должна открыться. Дыры без Выброса не бывает.

– А я слышал, что бывает, – сказал Юра Венгловский.

– Бывает, еще как бывает, – заверил его Семен Тимофеевич.

– Не-е-е… Я думаю, что она не откроется, – возразил Юра Венгловский. – С чего ты решил, что она откроется? Месяц можно ждать, когда она откроется.

– Спокойно, – сказал Калита. – У меня предчувствие.

– У меня тоже предчувствие, – возразил Венгловский.

– Что ж нам, возвращаться? – спросил Калита таким тоном, что лучше было на этот вопрос не отвечать.

– Не знаю, – пожал плечами Венгловский. – Ты командир, тебе и решать.

– Ладно, – сдержанно обрадовался Калита. – Тогда двигаем вперед.

– Я думаю, – сказал молчавший до этого Семен Тимофеевич, – надо сойти с маршрута.

– Почему? – в один голос спросили Калита и Венгловский.

– У меня тоже предчувствие.

– Оно на чем-то основано? – осторожно спросил Калита, хотя знал, что зря спрашивает. Никто тебе не ответит точно, подумал он, потому что это Зона. В Зоне алогичные законы, а у таких людей, как Семен Тимофеевич, вырабатывается шестое чувство на опасность. Правда, и людей таких раз-два и обчелся.

– «Великая Тень» была? – спросил Семен Тимофеевич.

– Была, – кивнул Юра Венгловский.

– Ушла она не по своей воле? – Семен Тимофеевич почему-то посмотрел на Костю, которому вдруг захотелось провалиться сквозь землю.

– Не по своей, – согласился Юра Венгловский.

– Сейчас все «поля» и ловушки в данном районе в лучшем случае сдвинулись, а в худшем – перемешались. Так всегда бывает…

Тогда бы они благополучно прошли, понял Костя то, что не договорил Семен Тимофеевич. «Выходит, я для них разрядил ситуацию и я же виноват, что какие-то „поля“ перемешались». Ему стало горько оттого, что его так безжалостно использовали. Он вылез из-под плащ-палатки и пошел в темноту, ничего не видя после света фонарика.

– Ты куда?! – удивился Калита. – Костя!

Но он шел, не разбирая дороги, и слезы обиды душили его. «Я к ним всей душой, а они…» – всхлипывал он, как школьник.

– Костя! – услышал он злой шепот и вовсе свернул в какие-то кусты, потом еще куда-то и еще и забился под ель, переживая позор и унижение.

«Больше никогда, – думал он, – никогда не буду…» А что «не буду», он так и не понял. «Просто „не буду“, и все!» – думал он, сжимая винтовку, которая стала ему роднее всех этих сталкеров.

Вдруг он увидел какие-то фигуры, и вообще, он, оказывается, сидел недалеко от дороги. Он хотел их окликнуть, но вовремя прикусил язык, каким-то шестым чувством распознав врага, – недавних немцев. Они столпились и смотрели в сторону Кости, поэтому он стал менять позицию. Это было очень логично – взять да